Захар Прилепин - Есенин: Обещая встречу впереди

Но Есенин о том знать не мог, равно как и Маяковский, и Асеев, тоже внёсшие свой вклад в создание новейшей революционной мифологии о бакинских пусть не героических, но трагически погибших комиссарах.

Из гостиницы Есенин переехал к Чагину.

С какого-то времени его стали мучить жесточайшие приступы хандры.

Иногда до рассвета Есенин ходил по комнате, читая на память стихи и прозу.

Чьё-либо присутствие в такие ночи было обязательным.

К тому же и первое, ещё московское, и второе, здешнее впечатления от Чагина только усилились: он был сильный, добрый, весенний. Настоящий большевик, как они были задуманы, — жаль, далеко не все соответствовали замыслу.

Объяснение особенному чагинскому характеру вскоре обнаружилось — оказывается, и этот несгибаемый боец, секретарь ЦК компартии Азербайджана… писал стихи! Кажется, временами даже получше, чем Ионов, но всё равно, увы, из чужих слов собранные. Одно Есенину даже нравилось:

Чагин публикует новые стихи Есенина в «Бакинском рабочем», платит ему по максимальной гонорарной ставке — рубль за строчку.

Учитывая, что в «Балладе о 26» строчки очень короткие, выходили весьма ощутимые по тем временам суммы.

Чагин отказался публиковать только посвящённые ему «Стансы» — новую «маленькую поэму»:

Редчайший для Есенина случай — упоминание в стихах реального человека и товарища не из поэтической среды.

Чагин казался ему самым достойным проводником в марксизм и вообще во всю эту большевистскую науку. И даже отказ публиковать «Стансы» только укреплял симпатию (Чагин пожал плечами и сказал, что не может во вверенной ему газете дать стихи о самом себе — нескромно для большевика; тем более что эти стихи ухватят с превеликим интересом в любом другом журнале).

Есенин наконец вылез из долгов и даже получил возможность возобновить помощь родне.

Ему самому деньги тут были почти не нужны: поили, кормили, повсюду возили и веселили.

На двух фотографиях с Чагиным, сделанных тогда, Есенин — заметно поправившийся, круглолицый.

С Чагиным Есенин договорился, чтобы тот брал к публикации стихи ещё двух поэтов — Орешина и Казина — и тоже платил им по рублю за строку.

Почему не просил, к примеру, за молодых ленинградских товарищей — Эрлиха и Ричиотти?

Увы, они ещё недотягивали до нужного уровня.

Приблудный время от времени писал крепкие стихи, Грузинов иногда бывал интересен, безусловным мастером являлся Сергей Клычков; но тут надо учесть, что «Бакинский рабочий» предполагал наличие в стихах «советской» ноты, а таковых ни Приблудный, ни Грузинов, ни Клычков не сочиняли.

Так что и этих пришлось отмести.

Удивительное дело: столько лет в литературе, такое количество друзей и подруг, а оглянешься — и руку протянуть некому. Только Пете, который годами злобился на Серёжу, и Васе, который хоть и был ласковым пролетарским телятей, но дистанцию от Есенина всё-таки держал. Зато как на баяне играл! Есенин так не умел…

И Есенин, как ни кривился по поводу некоторой ограниченности Орешина и недостаточной поэтической хватки Казина, вёл себя в данном случае по-товарищески и широко.

В Баку Есенин познакомился со скульптором Сергеем Эрьзей — и постоянно бывал у него в мастерской, как когда-то у Конёнкова, который к тому времени, увы, уехал в далёкую Америку.

Несколько раз Есенин катался на парусной лодке по Бакинской бухте, читая свои стихи лодочникам.

Вскоре у него появляется новый дружок — Василий Рутинов. Есенин будет звать его Васькой.

Примерно тот же типаж, что и Приблудный, и возраста того же, в районе двадцати, — с одной разницей: Васька стихов не писал, в поэзии не разбирался и даже представления о месте Есенина в этих иерархиях не имел. Однако по каким-то незримым признакам выбрал себе Есенина в качестве кого-то вроде хозяина и начал повсюду его сопровождать.

При этом — не пил! Ничего, кроме нарзана.

Есенин спит с утра — Васька явится, разбудит и напомнит о назначенной встрече. И до места доведёт.

Если на столе появится вино, сорок раз напомнит Есенину, что сегодня после обеда, а потом ещё вечером новые знакомства, чтения, прочее — надо, Сергей Александрович, потерпеть.

Когда, устав терпеть, Есенин напьётся, Васька его, в хлам пьяного, доставляет, куда скажет. Или сам догадывается, сели Есенин уже не может говорить.

Во времена юности Есенин нуждался в наставнике — эту роль исполняли попеременно Клюев и Городецкий; входя в масть, он начал искать друга и, перебрав Каннегисера, Клычкова, Орешина, остановился на Мариенгофе.

В заграничной поездке ему нужен был уже не столько равный товарищ, сколько сопровождающий, присматривающий за ним, надёжный; Кусиков вполне справлялся, хотя мнил себя, конечно, не прислугой есенинской, а именно другом, ровней. Вернувшись в Россию, познакомившись с Приблудным и Эрлихом, Есенин утвердился в необходимости постоянно иметь при себе такого человека.

Уважая Чагина как замечательного приятеля и — невзирая на возраст — своего рода наставника, Есенин неизбежно норовил хоть иногда сбежать и провести время в беспечном разгуле, но чтобы, если папироса во рту, Васька тут же разыскал бы огонь, если стакан пустой — долил бы, когда надо, а когда не надо — спрятал стакан и отвлёк разговором.

Васька и денег особо не просил — Есенин сам ему подкидывал, но так, в меру: всё равно то извозчику надо заплатить, то за пивом сбегать, то ваксу для обуви купить. Разве что сдача при нём оставалась.

Чистейшего служенья образец.

Куда он потом делся, как прожил жизнь и понял ли с годами, кому служил и помогал, никто не знает.

7 октября Есенин вернулся из Баку в Тифлис и, что удивительно, притащил за собой Ваську.

Заселились в гостиницу.

Первый путь уже проторен — в «Зарю Востока».

Редактор Михаил Лившиц очень скоро начал относиться к Есенину самым нежнейшим образом, что в первую очередь выражалось в активном, по первой же просьбе, авансировании. Отыграться ли надо, опохмелиться — Лившиц не оставлял без помощи.