Мэри Габриэль - Женщины Девятой улицы. Том 1 [Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер: пять художниц и движение, изменившее современное искусство]

Интеграция Поллока в нью-йоркскую арт-среду происходила в основном благодаря Бентону, некоторым калифорнийским связям, в частности художникам Филиппу Густону и Реубену Кадишу, и другу Джексона по Лиге Питеру Бузе [408] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 124, 202, 248–249. . Люди за пределами этой группы могли слышать о Поллоке, но в основном из-за его диких пьяных выходок. 1937-й стал для него годом беспробудного пьянства. А следующий, 1938-й, был еще хуже. К июню того года Поллока поместили в психиатрическую лечебницу в Уайт-Плейнсе, которая специализировалась на алкогольных психозах и тревожных расстройствах. Тем временем обязанность заботиться о нем перешла от одного брата, Чарльза, к другому, Сэнди, и Арлое, с которой они недавно поженились. После того как Чарльз устроился на работу за городом, они переехали в его квартиру на Восьмой улице [409] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 278–279, 310, 313, 318; Solomon, Jackson Pollock , 90. . Сэнди, как и Джексон, был занят в проекте. Но его главная работа на полный день заключалась в том, чтобы поддерживать трезвый и здоровый образ жизни младшего брата — задача практически невыполнимая. Как только Джексон вышел из лечебницы, пьянство возобновилось. В январе 1939 г. он пережил очередной нервный срыв [410] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 325–326, 336; Solomon, Jackson Pollock , 90. .

Впрочем, в том же году произошли два события, которые помогли Поллоку сместить фокус с алкоголя и вернуться к живописи. Во-первых, он начал проходить терапию у одного психоаналитика, последователя Юнга. Беседы с ним о бессознательном напомнили Поллоку о былом интересе к теософии. Во-вторых, он познакомился с Джоном Грэмом. Поллок прочитал статью Грэма «Примитивное искусство и Пикассо», опубликованную в Magazine of Art в 1937 г. Она так заинтересовала художника, что он начал искать знакомства с автором [411] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 336, 343, 346; John D. Graham, «Primitive Art and Picasso», 236–37; Lee Krasner , interview by Barbara Novak, AAA-SI, 30. . Это было совершенно нехарактерно для Поллока, который в трезвом состоянии был на редкость нерешительным и мучительно стеснительным. Но прочитанное в статье апеллировало напрямую к нему. Когда мужчины наконец познакомились, восхищение было немедленным и взаимным, невзирая на то что они были совершенно разными людьми. Грэм вошел в жизнь молодого человека в качестве нового наставника. Более того, Джексон видел в нем отца.

Если говорить о профессиональной жизни, то Грэм отучил Поллока от провинциальности Бентона и познакомил с парижской школой живописи. В личном плане Джон признавал дикость поведения Поллока, но не слишком беспокоился по этому поводу. Он считал, что гений в глазах общества в любом случае выглядит как нарушитель общепринятых норм. Грэм просто постарался помочь Джексону перенаправить свою безумную энергию с пьянства на творчество. По словам скульптора Дэвида Смита, Грэм вел список самых перспективных художников в Нью-Йорке, и к 1940 г. этот список возглавил Поллок [412] Naifeh and Smith, Jackson Pollock , 347, 359, 361; Lee Krasner , interview by Barbara Novak, AAA-SI, 30; Solomon, Jackson Pollock , 101. . Тот Джексон Поллок, с которым Ли познакомилась в конце 1941 г. Она ничего не слышала о его проблемном прошлом. Краснер знала только того, кого видела перед собой: приветливого, скромного человека, чьи картины ей ужасно понравились [413] Levin, Lee Krasner , 172. . И она с энтузиазмом начала продвигать его интересы, но вскоре вынуждена была прекратить. Потому что вся жизнь остановилась.

В 1941 г. экономический кризис, мучивший страну более десяти лет, наконец закончился. Это чудо произошло во многом благодаря огромным усилиям американского правительства по модернизации оборонного комплекса и соглашению с союзниками США о поставках кораблей, танков и оружия, необходимых им для победы над Германией. Американская экономика встала на военные рельсы [414] Zinn, A People’s History , 425; Richard Polenberg, War and Society , 4–5; Wittner, Rebels Against War , 10–11. В период с 1940 по 1944 г. ВВП США вырос с 90 до 200 млрд долл., а прибыль корпораций достигла самого высокого уровня за всю историю страны. . Германия же, казалось, относилась к поддержке Америкой ее союзников с абсолютной невозмутимостью. Гитлер подписал договор о взаимной обороне с Италией и Японией. К середине июня 1941 г. создавалось полное впечатление, что его уже никому не остановить. Германия контролировала восемь европейских столиц и территории от Северного Ледовитого океана до Крита в Средиземном море. И все же Гитлер еще не выполнил всего, что наметил. Теперь он нацелился на восток. Германия вторглась в Советский Союз 22 июня, и Москва из вечного коммунистического врага Америки превратилась в союзника в борьбе с фашизмом. Теперь и Сталин начал получать от США помощь [415] Parrish, Anxious Decades , 466–67, 470–471; Polenberg, War and Society , 4–5; Gilbert, The Second World War , 129, 187; Diggins, The Proud Decades , 10. . В результате всех этих событий американская экономика за считаные месяцы перешла от затухания к резкому подъему. Бывшие безработные круглыми сутками трудились на предприятиях по всей линии военных поставок. Экономическое процветание, которого не было так долго, что об этой концепции практически забыли, возвращалось в страну с лихвой. Впервые за многие годы экономическое выживание перестало быть основной задачей среднестатистического американца [416] Zinn, A People’s History , 425; James E. B. Breslin, Mark Rothko , 153. .

За год до этого президент Рузвельт объявил первый призыв в армию в мирное время. При этом он уверенно обещал американцам в ходе кампании по своему переизбранию, что их «сыновья никогда не будут отправлены ни на какую войну за рубежом» [417] Parrish, Anxious Decades , 447, 469; Gilbert, The Second World War , 132. . Рузвельт провел страну через мрачные годы Великой депрессии, и доверие американцев к нему было настолько сильным, что его избрали президентом на третий срок. Это было беспрецедентно. Однако теперь всем было абсолютно ясно: обещание о войне президент не сдержит. Улицы Нью-Йорка уже заполнили толпы солдат и матросов, которые коротали время до отправки в части в бродвейских театрах или искали дешевой любви в итальянских борделях [418] Oral history interview with history interview with Sylvan Cole, AAA-SI. . Их можно было в огромном количестве встретить в барах в Аптауне, Мидтауне и Гринвич-Виллидж. Там они дремали за стойками в ожидании новостей, которые, как все знали, придут непременно. И тогда им пора будет отправляться на фронт, сражаться с Гитлером. Жизнь в городе превратилась в сплошное напряженное ожидание. Нью-Йорк стал «метрополисом, окутанным туманом войны» [419] Robert Motherwell, interview by Barbaralee Diamonstein, provided by Dr. Barbaralee Diamonstein-Spielvogel, interviewer and author, from Inside New York’s Art World , 243. . Тем не менее многие американцы согласились бы с журналистом New York Times Расселом Бейкером, который описал свою юношескую реакцию на войну в Европе такими словами: «В огне горел не мой мир… Отделенная от него двумя великими океанами, Америка казалась неприступной. Я чем-то напоминал человека, который в ясную летнюю ночь видит далеко на горизонте сверкающие молнии и бормочет под нос: „Да там, должно быть, сильная буря“. Но это буйство стихии меня не касалось» [420] Richler, Writers on World War II, 263; Brogan, The Penguin History of the United States , 557. . Впрочем, в воскресенье 7 декабря 1941 г. шторм затронул Америку.