Андрей Ветер - Кино без правил

Оператором на фильм «Двери» я пригласил Сашу Горулёва, студента второго курса, а я учился на третьем, отсюда проистекали наши противоречия и, как следствие, трудности. Перед нами стояли разные задачи: я хотел получить один результат, а Саша отказывался выполнять мои требования, потому что он должен был подготовить к экзамену другие световые решения. Это был конфликт учебного процесса, а не творчества. Но я никого не знал во ВГИКе, оператора взял того, которого предложили, а найдём ли мы с ним общий язык, мы понятия не имели, просто набросили хомут на шею и приступили к фильму.

Фильм «Двери» стал разваливаться после первой же съёмки. Его ещё не было, но он уже рассыпался, как расколотое зеркало, и я не успевал подхватить осколки. «Двери» получались совсем не такими, как я задумывал. Фактически я стал импровизировать, когда посмотрел весь отснятый материал. От первоначального замысла пришлось отказаться, когда нам не удалось снять эпизоды с превращением человека в обычное мясо. У меня не сохранилось сценария, поэтому невозможно пересказать задуманное кадр за кадром, но помню, что мне хотелось показать человека как физиологический аппарат, позабывший о своей духовной составляющей. В начале фильма предполагалась сцена раздевания человека: из-под одежды начинали вываливаться куски мяса, текла кровь, затем это мясо кто-то разделывал скальпелем и т. д. Но всё это не сложилось в художественную картину, вышло слишком прямолинейно и тупо. А плёнки-то у нас было всего две коробки, то есть на двадцать минут. Я требовал, чтобы оператор выставил контровое освещение, а у него задание – показать своему мастеру, как он работает с заполняющим светом. В связи с этим мы делали один дубль для меня, второй дубль для него. У меня задумывались длинные планы (например, укладывание покойника в гроб в морге), и в считанные дни эти дубли пожрали всю плёнку. Работа застопорилась.

Некоторым подспорьем стала фотоплёнка «Микрат», предназначенная для технической фотосъёмки (в основном для копирования документов при мощном освещении), поэтому мы работали с ней только при ярком солнце. Это был настоящий эксперимент, оператор не знал, можно ли использовать эту плёнку для киносъёмки. Но я рискнул, и результат превзошёл все мои ожидания – контрастное, почти без полутонов изображение «старых» кадров, вытащенных из киноархива (расстрел белого офицера, избиение военнопленного, проход солдата с ребёнком на руках). Все допытывались, где мне удалось раздобыть такие редкие кадры, но я не открыл мою «военную тайну».

***

Я долго искал девушку для постельной сцены. Мне очень нравилась моя знакомая девушка по имени Вера, её тело отличалось необыкновенной пластичностью, и я хотел снимать её, но Вера внезапно отказалась: «Надоело в порнушке участвовать». Меня это озадачило, ведь мы с ней ни разу не делали порно. Она позировала мне обнажённой для фотографий и несколько раз снималась без одежды в моих фильмах, но это вовсе не порно. Однако таково было общее отношение к наготе на экране. Отказавшись сама, Вера предложила мне свою сокурсницу, и я ездил знакомиться с ней в какую-то дремучую даль. Имя той подружки я не помню (буду называть её Мариной), даже лица её не помню. Она согласилась приехать на съёмку, хотя оставила за собой право поменять решение прямо на месте. Так что теоретически я был готов к срыву съёмочной смены.

Как и в большинстве случаев, съёмки происходили в нашей квартире. Марина приехала с подругой, и я представил их Владу. Мы пили чай, разговаривали, я рассказывал замысел «Дверей». За полтора часа разговоров Марина успела несколько раз поменять своё решение: то отказывалась раздеваться, то соглашалась. В моей практике это было самое долгое раздевание девушки на съёмочной площадке. Впрочем, её можно понять: она не имела ни малейшего отношения к кино, видела меня второй раз в жизни, её окружали незнакомые мужчины – режиссёр, оператор, актёр. Марина понятия не имела, чем всё могло закончиться, но в конце концов решилась и ушла со своей подругой в отдельную комнату раздеваться. Она вышла в халате, и я отвёл её в тёмную спальню, где стояли мощные осветительные приборы. Как только мы их включили, Марина сжалась: «Будет так светло? Ужасно ярко! Нельзя ли без света?» Она затянула потуже пояс на халате, и опять начались уговоры: она жаловалась на свои страхи, я твердил о высоком искусстве. Её подруга жадно слушала, явно получая небывалое удовольствие от всего процесса.

Наконец настал торжественный момент разоблачения двух тех, которым предстояло изображать любовников на экране. Влад и Марина легли в кровать. Камера стояла на самодельной тележке (толстая фанерная доска с привинченными к ней четырьмя колёсиками – продукт моей инженерной мысли и моих рук). Test-drive накануне съёмок показал, что тележка пригодна для решения поставленных задач. Мы плавно покатили тележку вдоль кровати, на которой не очень убедительно обнимались обнажённые фигуры, и ровно на середине пути одно из колёс отвалилось, тележка опрокинулась, камера ткнулась объективом в пол.

Пока мы занимались ремонтом, Мариной вновь овладели сомнения, стыдливость и страх, и она отказалась сниматься дальше.

Вторую попытку предприняли через несколько дней (уже с другой девушкой, которая согласилась сразу, наверное, из желания испытать что-то новенькое). Но в этот раз я решил не усложнять себе жизнь тележкой, ведь и статичная камера может творить чудеса, не так ли? Я погрузил всю сцену в темноту, и лишь на две-три секунды нагие тела появлялись из тьмы, как бы вспыхивая под светом раскачивавшейся лампы. Этой лампой работал я: держал её на вытянутой руке над кроватью и двигал ею туда-сюда.

Актёры выпили храбрости по бокалу вина и забрались в кровать. И в этот торжественный момент оператор обнаружил, что привёз разряженный аккумулятор. Пришлось ему срочно ехать на студию – почти два с половиной часа туда и обратно. «Может, это и к лучшему, – пошутил Влад. – Мы пока с девушкой познакомимся поближе». Они провели всё это время в постели – «знакомясь», и когда настало время съёмки, уже не стеснялись друг друга.

Мы наконец-то справились с «обнажёнкой». Я остался доволен. Хороший получился эпизод. Кстати, во ВГИКе каждый раз после проявки киноплёнки сотрудницы цеха задавали нам (мне и оператору) один и тот же вопрос: не слишком ли мы увлекаемся голым телом? До сих пор не могу взять в толк, какое им дело?

***