Ольга Хорошилова - Мода и гении. Костюмные биографии Леонардо да Винчи, Екатерины II, Петра Чайковского, Оскара Уайльда, Юрия Анненкова и Майи Плисецкой

В Императорском училище правоведения, которое окончил Чайковский, тоже была травестийная традиция. В старшем выпускном классе воспитанники устраивали импровизированный театрик и разыгрывали сценки из комедий, русских и европейских. И мужские, и женские роли исполняли юноши-правоведы. На сохранившемся снимке видно, как превосходно, с большим вкусом они накрашены, безупречно одеты в полном соответствии с дамскими модами. На другом фото — правоведы в нарядах цыган и цыганок, последние не только в пестрых платьях, но и с округлыми бутафорскими грудями, которыми они, должно быть, убедительно трясли в порыве танца.

Воспитанники Императорского училища правоведения в образах цыган и цыганок.

Фотография 1900-х гг. Коллекция Ольги Хорошиловой

Возможно, травестийные дивертисменты устраивали правоведы еще в шестидесятые годы XIX века, ведь многие были склонны к театральной импровизации и переодеваниям. Петр Ильич, к примеру, удачно передразнивал балерин — и в стенах училища, и вне их. В парке он устраивал настоящие представления, порхал эдакой Тальони по импровизированной сцене и в перерывах между дивертисментами объяснял зрителям, чем техника одной этуали отличается от другой. Правоведы охотно подыгрывали — истово аплодировали. Неизвестно, однако, в каких именно костюмах выступал тогда Петр Ильич.

Зато прекрасно известно, что его одноклассник и друг Алексей Апухтин любил пошутить и однажды устроил живописное явление. Это было на Елагином острове, красивым теплым вечером. Солнце садилось, озаряя парк бледно-золотыми лучами, сизо-розовые облака медленно плыли по небу — словом, все как на сладчайших картинах романтиков. И вдруг нервное ржание, конский топот — приближается разодетая кавалькада. Молодые денди в английских сюртуках и облегающих рейтузах, а впереди — полноватая незнакомка в чудном платье-амазонке. Легкая вуалетка скрывает лицо, видна лишь ухмылка. Юноши и прекрасная амазонка несколько раз прогарцевали перед публикой, замершей в восторженном безмолвии. Потом остановились, дали себя рассмотреть. Кто-то из бомонда опознал в даме Апухтина. Петербургский пиит провел остаток красивого вечера в женском амплуа. Платье было ему к лицу. И ухмылка тоже.

Переодевались не только прожженные модники и декаденты, но и осанистые русские композиторы, любившие пошутить. В конце 1820-х Михаил Глинка, только начинавший свой путь к славе, участвовал в постановках кружка князя Голицына. И однажды исполнил роль Донны Анны в опере «Дон-Жуан» Моцарта. Пел контральто и шелестел по сцене в барочном платье — напудренный, напомаженный, при мушке, в белом парике. Произвел большой фурор, и сам изрядно повеселился.

Петр Ильич тоже был известным любителем шуток и маскарадного баловства. Закончивший училище правоведения, обожавший изображать балерин, друживший с великим травести Алексеем Апухтиным, он, конечно, мог себе позволить такую милую шалость — явиться на вечер в женском платье и накидке. Он не был еще звездой, тем вдохновенным, пугающе бронзовым мэтром, красиво сидящим на мраморном пьедестале и внимающим музыке сфер. Он хотел шалить, шутить, ему было около тридцати.

Другой необычный костюм Петр Ильич примерил 1 июня 1893 года в Кембридже во время помпезной университетской церемонии присвоения звания почетного доктора. «В 11½ часов мы собрались в особом помещении, — писал Чайковский, — где вся корпорация профессоров университета и начальствующих лиц присутствовала при нашем облачении в докторский костюм. Костюм состоит из белой мантии (шелковой), обшитой бархатом, и из черного бархатного берета».

Петр Ильич точно описал этот старинный, почти готический наряд. С его времен он не изменился. Доктора музыки до сих пор облачаются в роскошную мантию из кремовой парчи с шелковой темно-вишневой отделкой, широкими рукавами и тяжелым, почти до пят капюшоном. То, что композитор назвал «беретом», представляет собой черную бархатную шляпу с полями из баснословных тюдоровских времен.

Но Чайковскому мантия не понравилась. Он поспешил разоблачиться, как только охрипшие вековые фанфары протрубили окончание церемонии.

Композитор носил «циммермановские» шляпы — лаконичные элегантные головные уборы, которыми бредили записные русские модники в середине и второй половине XIX века. Их упоминают в романах и повестях, о них с ностальгией пишут немолодые мемуаристы. «У нас был один новеллист, всякий раз обрисовывавший своих изящных героев такими словами: „на головe NN превосходно сидeла циммермановская шляпа!“ Есть циммермановская шляпа, и всё кончено. Вне циммермановской шляпы нет счастья, циммермановская шляпа избавляет нас от наблюдения внутренней стороны характера, циммермановская шляпа представляет собою геркулесовы столпы хорошего тона», — свидетельствовал Александр Дружинин.

Головные уборы называли по имени их создателя — петербургского мастера Карла-Фридриха Циммермана. Окончив Петровское коммерческое училище и став второй гильдии купцом, он занялся галантерейной торговлей, открыл шляпную фабрику на Петергофском проспекте в доме Шварца и салон «Ф. Циммерман» на Невском проспекте у церкви Святых Петра и Павла. В Доме-музее Чайковского хранится элегантная круглая циммермановская шляпа со светло-серой окантовкой и репсовой лентой. В ней композитор неоднократно позировал, в том числе для любительских фотографий.

Шляпа фирмы К. Ф. Циммермана, принадлежавшая Петру Чайковскому и представленная в постоянной экспозиции Дома-музея композитора в Клину.

Фотография Ольги Хорошиловой

Галстуки он также иногда покупал в России. Любил, между прочим, продукцию «Луи Крейцера», престижного московского ателье, находившегося на Петровке, 10. Здесь продавали пледы, платки, белье, булавки. Один из пластронов, купленных в ателье, хранится в доме-музее в Клину.

Но все же Чайковский предпочитал делать покупки в Европе. Шляпы в собрании клинского дома-музея сделаны в дорогих парижских мастерских. Что ни название, то эпоха: A. Berteil (улица Ришелье, 79), Rene Pineau (улица Ришелье, 94), A. Stagg (улица Обер, 7). Один цилиндр, хранящийся в запасниках музея, Чайковский приобрел в Берлине (марка C. W. Boschert Junior). Другой — в лондонской мастерской Victor Jay and Company. Впрочем, британская столица, признанный центр мужской моды, пришлась Петру Ильичу не по душе. «Лондон — препротивный город, — жаловался он Бобу Давыдову. — я не умею здесь ничего находить; писсуаров нет, меняльных лавок нет, шляпу по своей голове насилу нашел!!!»