Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

Брежнев не произносил половины согласных русского алфавита. Вспомним хотя бы его «сосиски сраные», что в переводе на русский означало социалистические страны.

Горбачев заменял букву «г» мягким южно-русским или украинским «х». Это-то ладно, но он, выпускник Московского университета, был не в состоянии коротко и логично изложить свои мысли. Они ползли бесконечно, как фарш из мясорубки. Ельцин говорил дубовым языком, пропитанным номенклатурными штампами.

В отличие от них Собчак обладал богатым словарным запасом и говорил на действительно «великом и могучем». Его блестящие выступления в Верховном Совете, остроумные реплики и разящие аргументы доводили до слез тогдашнего председателя Совета Министров СССР Николая Ивановича Рыжкова.

Редакции понравилась моя заявка, и тогдашний главный редактор «Vanity Fair» Тина Браун пригласила меня на интервью:

– Ваша идея нам импонирует, похоже, что Собчак и впрямь любопытная фигура, но название «Между Сциллой и Харибдой» никуда не годится. Девяносто девять процентов американцев понятия не имеют, кто такие миссис Сцилла и миссис Харибда. Название должно быть завлекательным и доступным. Мы решили заказать вам статью. Ваша задача – «get under his skin», иначе говоря, «влезть ему под кожу». А для этого надо поговорить со множеством людей – бывшими и теперешними коллегами, политическими противниками, друзьями, врагами, женами и любовницами. И, конечно, вы должны встретиться и взять интервью у самого Собчака.

– Никаких проблем, – ответила я, поражаясь собственному нахальству.

– Вы могли бы через неделю вылететь в Петербург?

– Хоть завтра.

– Ну и прекрасно, – сказала Тина. – В добрый час!

Прижимая к груди драгоценный контракт, я вышла на Мэдисон-авеню. Смеркалось. Зажглись фонари. Кружил и вился мокрый снег и, едва достигая тротуара, превращался в грязное месиво. Был конец рабочего дня. Из дверей офисов вываливался народ и, распушив зонты, устремлялся к автобусным остановкам. Кстати, зонты под снегопадом я увидела впервые только в Америке. Мы, русские, от снега не спасаемся, мы его приветствуем. Итак, зонты шуршали, сталкиваясь друг с другом. Четырехрядная вереница автобусов, такси и лимузинов, злобно сигналя, застыла в безнадежной пробке. Казалось, что не то что до Петербурга – до следующего перекрестка доехать невозможно.

И тут меня охватил ужас. Я не знаменитые журналистки Барбара Уолтерс и Дайана Сойер. У меня нет офиса, нет ассистентов, секретарей и супертелекоммуникаций через спутники.

Я не знаю никого из правящей петербургской элиты и ни единой души из свиты Собчака. У меня даже нет номера телефона и факса петербургской мэрии. Как добраться до Собчака? С чего начать? С кого начать? Куда звонить? Куда ехать, вернее идти?

Потоптавшись несколько минут на углу Мэдисон и 46-й улицы, я убедилась, что никакой надежды ни на транспорт, ни на решение поставленной задачи у меня нет. Я подняла воротник, втянула голову в плечи и повернула за угол. Мой путь лежал, как всегда, в ресторан «Русский самовар».

В половине шестого вечера ресторан, за исключением двух в разных углах сидящих пар, был пуст. Официанты порхали от стола к столу, поправляя салфетки. Цветочных дел мастер охорашивал в центре зала свой роскошный букет. Телефон звонил как оглашенный, в воздухе носились электрические заряды.

В те времена баром командовал Норик. Он метался вдоль бара, отвечая на звонки и одновременно полируя бокалы.

– Кого ждем? – спросила я.

– Не поверите! Час назад явились три агента секретной службы, проверили входы и выходы, туалеты, кухню, телефонные розетки, электрическую панель и меню. Сказали, что, может, Ельцин заедет пообедать. Он сейчас в Нью-Йорке, и, оказывается, «Русский самовар» числится в списке мест, которые рекомендуется посетить.

– Ого! – Меня обдало журналистским жаром. – Норик, можно я буду стоять, то есть сидеть здесь намертво?

– Be my guest, – любезно сказал Норик и поставил передо мной «Маргариту».

В ожидании Ельцина я наглоталась «Маргариты», фруктовой и хреновой водки и отлично пообедала. К полуночи сознание приятно затуманилось.

«Если раскинуть силки и набраться терпения, то и в Петербург ехать не надо, – думала я. – Рано или поздно здесь появится Собчак, и я возьму у него интервью».

К сожалению, ни Ельцин, ни Собчак в «Самоваре» не появились. Но вечер не пропал зря. Много нового услышала я о политических деятелях России и ее окрестностей, но самое важное узнала я, не отходя от бара: телефон пресс-центра петербургской мэрии и имя собчаковского пресс-секретаря. Им оказалась Наталья Петровна Василевская.

На следующее утро я вернулась в Бостон, уселась за телефон и просидела за ним неделю. То Россия была занята, то Петербург, то лично пресс-центр, до которого еще не докатились такие чудеса технического прогресса, как call-waiting или voice mail. На некоторое время короткие гудки стали кошмаром моей жизни. Но в одно морозное зимнее утро я услышала долгожданное «але».

– Добрый день, попросите, пожалуйста, Наталью Петровну.

– Слушаю.

– Здравствуйте, Наталья Петровна, меня зовут Людмила Штерн, я звоню из Бостона. Я собираюсь писать статью о Собчаке для журнала «Vanity Fair». У меня к вам большая просьба – договориться с Анатолием Александровичем об интервью и назначить день.

«Vanity Fair» – один из самых респектабельных светских журналов. Президенты, премьер-министры, знаменитые преступники, кинозвезды, бывшие и будущие монархи, супермодели и дизайнеры мечтают в нем засветиться. Я наивно полагала, что название журнала убьет Наталью Петровну наповал.

– Какой журнал? – едва донесся до меня голос из Смольного. Слышимость была ужасная.

– «Va – ni – ty Fa – a—ir», – прокричала я.

– He понимаю.

– «Ярмарка тщеславия» – сдуру перевела я название журнала на русский язык.

– Какая еще ярмарка? – В далеком голосе Натальи Петровны послышалось раздражение.

– Тще-сла-вия! Так называется журнал, как роман Теккерея.

– Чей роман?

Я чувствовала себя последней идиоткой.

– Да неважно чей! Так могли бы вы поговорить с Собчаком и назначить мне день? Я позвоню вам послезавтра.

– Анатолий Александрович в Швейцарии.

– Когда он вернется?

– Дней через пять, но сразу уедет снова. Сперва в Испанию и, может быть, в Нью-Йорк.

– Ваш мэр иногда бывает в Петербурге? – не удержалась я. Мой сарказм «не выстрелил».

– Позвоните через неделю, может, что-нибудь прояснится.

– В котором часу вас можно застать?

– В одиннадцать утра.

– Наталья Петровна, в Бостоне будет три часа ночи, можно позвонить вам в конце рабочего дня?

Раздались короткие гудки. Хотелось бы думать, что нас просто разъединили. Ложась спать во вторник, я поставила будильник на без десяти три ночи и точно в 11 часов утра петербургского времени набрала Смольный. «Але» раздалось с первого захода.