Людмила Штерн - Жизнь наградила меня

А как разгневались Витины коллеги! Как проклинали его на собрании! Его характеристика заканчивалась необычным предложением Министерству иностранных дел СССР: «Не пускать Виктора Штерна в СССР, когда он разочаруется в капиталистическом рае и запросится обратно». Витю в одночасье выгнали из ВАМИ – института, где он протрубил пятнадцать лет и был представлен к Государственной премии за автоматизацию процессов алюминия, и из Горного, в котором он преподавал по совместительству. К чести его коллег замечу, что они звонили нам по ночам из автоматов, каялись и пытались оправдаться: «Вам хорошо, вы уедете, а мы должны выживать, работать, кормить семью». Они обещали финансовую поддержку, пока мы будем сидеть в отказе. К счастью, это оказалось ненужным: нас выпустили всего через восемь месяцев.

Загадочно повели себя сотрудники и начальство Ленинградского университета. Во-первых, не устроили разгромного собрания. (Кто знает, как поведут себя непредсказуемые студенты?) А во-вторых, одарили хвалебной характеристикой: «Людмила Штерн – талантливый исследователь, инициативный, трудолюбивый и политически грамотный». Подозреваю, что в месткоме меня с кем-то перепутали. Я очень дорожила этой ксивой, надеясь, что она поможет мне при устройстве на работу в одной из стран американского континента…

Что вспомню я еще об этом времени? Что поубавилось друзей, что разделились они на три неравные группы: большинство напрочь исчезло с нашего горизонта, некоторые звонили из уличных автоматов, самые близкие часами сидели на кухне, пытаясь принять на свои плечи бремя нашей тоски.

И никогда не изгладится из памяти прощальный салют родины, описанный подробно в следующей главе.

Интригующее заглавие, не правда ли? К сожалению, не я его придумала. Так называлась статья, появившаяся летом 1975 года в газете «Ленинградская правда». Панегирик был посвящен американцу по имени Деннис Смит и приурочен к его визиту в СССР.

Деннису Смиту было за тридцать. Он русоволосый ирландец с застенчивой улыбкой и печальными серыми глазами. Любит играть на пастушеской дудочке и готов ночь напролет читать наизусть своего любимого поэта Йейтса. Деннис – католик, сын кровельщика. По профессии пожарный. Пятнадцать лет работал в пожарной команде в нью-йоркском районе Южный Бронкс, где количество убийц, наркоманов, поджигателей и проституток на квадратную милю больше, чем в любом другом месте Соединенных Штатов Америки. Его пожарная команда – самая загруженная в Нью-Йорке: она выезжает по тревоге раз десять в день.

– Что мне оставалось делать? – вспоминает он. – Разве что написать об этом.

И Деннис Смит написал роман «Report from Engine Со. 82», попавший в список бестселлеров.

Он рассказал о потомственных безработных, озлобленных и готовых спалить весь мир, о помешанных наркоманах, намеренно поджигающих свои жилища, о ложных вызовах, сделанных от скуки, и людях, помощь к которым поэтому опоздала. О погибших пожарных, успевших спасти человеческие жизни голыми обугленными руками… Миллионам американцев он рассказал страшную правду о Южном Бронксе. Его роман был переведен на двенадцать иностранных языков и принес его автору международную славу. Докатилась она и до Москвы.

Простой парень, выходец из рабочей семьи. Суровый критик Америки. Не писатель, а сокровище! И Союз советских писателей получил указание свыше пригласить Денниса Смита в Советский Союз.

Принимали его по-царски: в образцовых детских садах поили шампанским, в образцовых пожарных командах – коньяком. Банкеты сменялись балетами и снова плавно переходили в приемы. Курировать и сопровождать Денниса поручили Андрею Вознесенскому, и они подружились. Через несколько дней, притомившись от пышных празднеств и пиров, Деннис поделился с Андреем тайным желанием.

– Хотелось бы посмотреть, как живут люди, встретиться с кем-то без помпы, неофициально. Это возможно?

– В Москве, старик, едва ли, очень уж ты на виду. Вот поедешь в Ленинград, там потише. Позвони моим друзьям, они с удовольствием покажут тебе жизнь изнутри.

И Андрей дал Деннису наш телефон, да в суматохе забыл предупредить об этом нас.

…И вот в один прекрасный день раздался телефонный звонок.

– Hello, my name is Dennis Smith, I am an american writer from New York.

Согласитесь, что даже в Америке вам не каждый день звонят американские писатели, а уж в Ленинграде… Было похоже на розыгрыш старого друга Евгения Рейна.

– Кто это? Женька? Брось валять дурака.

– Excuse me? – удивился голос.

– Перестань дурачиться! – Я в сердцах бросила трубку.

Звонок, однако, повторился, и кто-то торопливо заговорил по-русски, хотя и с акцентом.

– О, пожалуйста, послушайте… С вами говорил писатель Деннис Смит, а я Дональд О’Шиена – американский культурный атташе в Ленинграде. Ваш телефон нам дал Андрей Вознесенский и просил, если можно, позвать Денниса в гости. Это удобно?

– Извините, пожалуйста, – растерялась я, с тоской оглядываясь на царящий вокруг бедлам, – конечно, будем очень рады… Вы сейчас приедете?

– Сейчас у нас встреча в Союзе писателей. Может быть, вы тоже заглянете, а потом мы все вместе поедем к вам, о’кей?

Через полчаса мы с Витей были на улице Воинова.

– Вы к кому? – остановил нас дежурный у входа.

– У нас тут свидание…

– Никаких свиданий сегодня нет, – строго оборвал дежурный. – Сейчас встреча с американским писателем.

– Мы как раз к нему…

Дежурный подозрительно оглядел нас и буркнул:

– В Красной гостиной.

На лестнице нас остановил администратор.

– Товарищи, сегодня закрытое мероприятие. В гостях – американский писатель.

– А мы именно к нему.

– От какой организации?

– Мы сами по себе.

– Вас кто-нибудь уполномочил?

– Никто… Мы частные лица.

– Вы есть в списке?

На свет появился список, наших фамилий в нем, разумеется, не было.

– Нас пригласил Деннис Смит.

Брови администратора поползли вверх.

– А кто вы ему? Родственники?

– Да нет, скорее знакомые.

– Я не имею права пропустить вас. Нет оснований.

– Хорошо, мы уйдем. Но, может быть, вы передадите ему записку?

После мучительных раздумий администратор согласился.

Мы написали свой адрес, извинились за опоздание и просили приехать в любое время. Затем Витя помчался в гастроном, а я домой пылесосить.

Переулок Пирогова – это бывший Петербург Достоевского. В доме нашем находятся знаменитые Фонарные бани, и это обстоятельство придает ему особый колорит. На углу незыблемой твердыней голубеет пивной ларек, рядом с нашим подъездом торгуют квасом из бочки. В открытые окна доносились галдеж и вопли, свидетельствующие о том, что квас на исходе. Некто отчетливо матерился, требуя справедливости, а именно – отдавать предпочтение тем, кто хочет только кружку, а не трехлитровый бидон. И вдруг воцарилась тишина. Я выглянула в окно и обмерла.