Марина Старых - Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках]
- Название:Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ИП В.В.Мамонов
- Год:2019
- Город:Ярославль
- ISBN:978-5-00096-280-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Марина Старых - Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках] краткое содержание
Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
«Всё лучшее, что есть в армии, в смысле организации, должно быть в студии.» З. Я. К.
13.09.69
Тренаж описывать не буду. Естественно, что сначала у нас ничего не получается, но потом будет получаться, с каждым днём – лучше (дай-то Бог!)
Сдавали летнюю работу: К. С. Станиславский «Моя жизнь в искусстве». Не очень интересно. Цитируют все одно и то же, очевидное, трудно понять, что же человека задело. Выглядело, как соревнование на лучшего знатока афоризмов. Отличился Комиссаров. Не восторгался, как все. Надо будет поговорить с ним. Бесспорно: книга нужна начинающим актёрам. Возник спор: можно ли считать её руководством. Не знаю. Кажется, она не избавит от ошибок. Мало того, что ошибки могут выходить за рамки книги – начинающий может допускать (должен допускать, иначе – никак) те же ошибки, с той лишь разницей, что будет знать их «научное название». Но причины этих ошибок всё-таки различны, и по одному рецепту лечить их нельзя.
15.09.69
Занимались в «Брянцевской» комнате. В тренинговых упражнениях сдвига нет. Дорогу от дома до студии вспоминали, помогая себе словами. Результат: меньше отвлекаешься, но картина уменьшается, дробится, «видю» отдельные предметы, а не общий «пейзаж». Разбирали и собирали воображаемую авторучку. Надо чаще работать с воображаемыми предметами, но… не всегда есть время, а, главное – желание. «В начале учёбы многое будет казаться скучным, неинтересным. Да и потом, в жизни. Будущий актёр должен во всём, что необходимо, находить интерес.» (????)
Всекурсовой конкурс песни. Песни не написала. Даже к лучшему, что песня осталась ненаписанной: посмеялись бы. Ведь это же было: «Я прихожу в ТЮЗ. Как в сказку!» Было. Теперь нет.
По чуткому облаку
Шагаешь несмелая, непорочная.
Несёшь своё солнышко: сына первого –
В злую ночь его!
С доверчивой радостью ладони протягиваешь:
– Смотрите, вот какой!
Хватают, и жадно зубами вгрызаются.
– О, мой родной!
По голому сердцу – грязными пятками:
– Нам так понятнее!
Вырвали ножки, головку выдернули,
кровавую тушку изнанкою вывернули:
– На кол – знаменем!
Небо каменное.
Твою колыбельную хором воют.
Плачь, омертвелая!
Плачь, скорбная!
Нет, дело не в том, что я хорошая, а они – толпа, не понимают. Они, наверное, правы. Я не хочу ставить себя выше других, наоборот, многому учусь у ребят. А стихи такие хочется писать. Потому что есть такая тенденция: люблю страдать. Если нет внешних, событийных причин, ищу их в себе. Страдаю от своего несовершенства. В этом смысле очень «помогают» книги. Всякое резкое суждение автора о недостатках своего героя принимаю на своё счёт.
Цвейг «Нетерпение сердца»: «Есть два рода сострадания. Одно малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, торопящегося поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего.» Обо мне. Может быть, в этом эгоцентризм – слишком много внимания обращать на свои переживания! А, как выяснилось на днях, эти переживания, довольно- таки бурно выражаемые, неприятны окружающим.
Но, только разобравшись в собственных переживаниях, легче, по аналогии, разобраться в чужих. Мне говорят: – Держи всё в себе, ничего не показывай, всё равно не поймут. Не показываю. Просто скрывать не умею. Показывать, изображать – противно. Надо учиться держать себя в руках. Этюд «молча вдвоём», чтобы сказать самое необходимое. Фильтр. Как же я на сцене буду реагировать, если научусь сдерживаться. Так и буду «брёвнышком». Всё в себе, и никто ничего не увидит. В. М. назвал меня «колбой». Но истеричность тоже никого не трогает. Фильтр. До последней возможности держать в себе, чтобы наружу вышло самое необходимое, истинное.
18.09.69
Неожиданно Т. Куприянова предложила мне участвовать в её номере – игре на детских роялях. Долго колебалась – завтра концерт, не успеем. Но после провала моего «Милорда», когда я на полном трагическом серьёзе пыталась изобразить Пьяф, в зале захохотали, я обернулась и увидела, что мой «аккомпанемент», видимо, не зная, чем себя занять, приплясывает и корчит рожи что есть сил… На перроне метро сели с Таней на скамейку, достали «инструмент». Соседние скамейки оккупированы молодыми парами. Сначала недоумённые взгляды, потом – смех, разошлись. Меня страшно это смутило, и, чтобы побороть смущение, стала бить по клавишам ещё сильнее.
19.09.69
Ждали. Боялись этого дня. Подарок курсу. Ничего лучше не придумала: полено, из которого ёщё не вышел Пиноккио, а уж какое у него будет лицо – зависит от курса. Рано утром выскользнула из дома с пилой-ножовкой за пазухой совершать диверсию. Удивительно приятно побороть лень, заставить себя встать рано, из тёплой постели – в морозное утро, бродить по лесу, пилить толстенное бревно, вдыхая запах опилок, скинуть плащ в разгаре работы…
Общие ошибки: игра в «кого-то», неправда, возникающая из желания казаться лучше, милее. Оригинальность без оправдания – теряется вера в совершаемое. (????)
О номере с детским роялем и вспоминать не хочется. Я здорово испортила Татьяне номер: стыдно было выходить на площадку, неловко, нехорошо. От этого – трепалась. От стеснения всегда кривляюсь. Мою сентиментальную сущность очень тронуло выступление Оли Лысенковой. Она вышла, запела, кровь прилила к лицу – у меня слёзы на глазах: – верит! Очень хорошо. Хотя без замечаний не обошлось
21.09.69
Сегодня утром предоставлены в полное распоряжение Саши Тропкина Крик стоит страшный – слышно от метро. Ещё ничего не сообразили. Но уже были расставлены по местам, получили задание, работаем. Как в армии, когда общий результат не виден, но каждый рядовой делает своё дело. Но пришёл З. Я. и очень нас ругал. За что? Тропкина отчислили.
«Наибольшую эффективность в работе приносит непрерывность и сознательность работы.»
Это ясно.
«Не сбиться на развлекательность и затейничество! Наши цели – гораздо выше!»
Высокие цели! Вчера было открытие сезона – «После казни прошу.»
Спектакль трудный для многих. Требует работы мозга. Впереди, в партере дерутся программками, сзади модерновые девицы целуются и громко, навесь зал – хохочут. Вывели. Так для кого выматывается больной Тараторкин? Кому он рассказывает жизнь героя? Героя! Наши цели – выше! Не развлекательство! Не затейничество! Знаю. (17 лет!) Знаю, что искусство перестаёт быть искусством, если идёт в ногу со временем: впереди, только впереди! А всё-таки больно, очень больно! Сцена – чудовище! Она моментально отбирает у человека возможность дышать, двигаться, видеть, слышать… Она оглушает, ослепляет, отупляет! Нет, не так! Чтобы быть на сцене живым человеком, надо, отдав ей 90% чувств, оставить себе 100%. Нужно быть большим, для того, чтобы не уменьшиться. Сцена уменьшает достоинства и увеличивает недостатки. Обратить недостатки в достоинства! Главное – не как выглядит человек, и не какую роль он играет, а что он этой ролью хочет сказать. Вопрос, которым я живу на сцене – важнее успеха. (Понятно: успех может быть дутым. Даже часто. И забота об успехе – это низменно, тогда – идти в манекенщицы!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: