Марина Старых - Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках]

3 окт., суббота.

Очень хотелось сделать вечер поэзии Цветаевой, но почти никто не поддержал. Всё разваливается. Неожиданно пришла поддержка в лице Вити Емельянова, да и Ольга горит. Милый человек, на которого всегда можно положиться. Правда, всё равно будет маразм: то, что намечалось на целый вечер, придётся укладывать в 10 минут зачина. Раскрыть Цветаеву за 10 минут? Абсурд! Да и нужно ли это кому-нибудь? И с Галкой совсем худо. За что её так ломает? Я-то ведь знаю, что дело совсем не в замужестве (что ей вменяют в вину при каждом удобном случае). Замуж она вышла больше по доброте душевной, чем по собственному желанию. До последней минуты брыкалась, не хотела, собиралась убежать. Такая маленькая, для неё ли всё это? Но что-то всё-таки случилось. Почему самым тонким, самым человечным – самая трудная судьба. Ведь живут же другие вполне счастливо. Незаслуженно. Я ненавижу счастливых даже в студии. Им слишком мало нужно для счастья. В Б. Р.З. репетируют наблюдения. А я сижу и тихонько завидую. А наблюдения у них, должно быть, прекрасные, судя по тому, что рассказывали.

5 окт., понедельник.

Занятие с З. Я. Поздравили Вен. Мих. Поразительно, у человека родился сын, и хоть бы что, – всё равно всё время в театре и с нами. Представляю, как ему это трудно! Прочитали Цветаеву. Ничего не получилось, потому что ничего не изменилось в людях, которые нас слушали. Их не только не потрясло, но и никак не тронуло.

З. Я. ругал: «Театральная значительность, пышность, энергия и внимание направлены на эмоции. Говорить надо не чувствами, а картинами.»

Но я знаю, отчего это так. Если бы читала стихи, менее трогающие меня – всё было бы в порядке. Но когда каждое слово значительно до бесконечности, когда преклоняешься перед тем, что читаешь! Тогда невозможно допустить мысль, что кто-то слушающий не полюбит так же. Тогда зачем читать? Картины есть, и какие яркие! Но невольно плюсуешь, чтобы потрясти. Не тем как читаешь, а тем, чточитаешь. «Все глухие, слепые! Потому что в жизни такого не было, значит – абстрактно, значит – нет веры, значит – плывёте! Наблюдение – этюд исключительный, отобранный, особо интересный.» Вот так. Таковы пока результаты.

7 окт., среда.

7. среда. Пробовали с Игорем Овадисом отрывок: Пьер и Элен Безуховы. Элен решила взять, потому что в прошлом году «на страстях» обожглась. Хочется найти что-то холодное, бесчувственное, но целеустремлённое. Чтобы спокойно действовать, добиваться своей цели. Но такого отрывка пока нет. Да и этот, с ледяной Элен – разрыв с мужем, – начинается с дикой, хотя и сдерживаемой ненависти, которую приходится «накачивать» за кулисами. Как только вижу добродушнейшую физиономию Овадиса – вся ненависть исчезает. Репетировали долго, но показывать не будем.

10.10.70

Утром почему-то проснулась рано. Приехала в Тюз к 8 ми часам. Сидела, тренькала на фоно. Потом пришла уборщица и стала ворчать и кричать, потому что Галкины камыши вдруг решили размножаться, и их коричневые головки наполнили предбанник пухом до самого потолка. (Это был наш с Галей сюрприз. Ездили с ней за город, влезли в болото, нарезали камышей, набрали жёлтых листьев и украсили предбанник. Мастер потом кричал: «Уборщица не виновата в том, что вы занимаетесь творчеством!») И я вытряхивала этот пух до начала занятий, а он был мягкий и летящий. Ужасно жалко было его выбрасывать. А потом вышла на улицу и села у ног каменных пионеров. Вдруг всё почему-то само оправдалось: нас трое. Мы – скульптуры, мы стоим здесь давно, со дня открытия ТЮЗа. А потом пошёл внутренний текст: Странно, давно я здесь сижу, а каждый раз ночью, когда нас освещают фонари, мне становится неловко, кажется, что все прохожие смотрят только на меня, догадываются, что я – живая. И каждый вечер, когда я смотрю на улицу Дзержинского, возникает удивительное ощущение полёта. Но полететь я не могу, потому что – часть скульптуры и с каждым днём становлюсь всё более каменной, потому что эти болваны забирают у меня всё тепло. Вот опять мёрзнут спина и ноги, как каждую ночь. Бездушные камни! Они целыми днями улыбаются и смотрят вдаль, а сами ничего не видят! Оторваться, бежать, лететь… Внизу стояла завтруппой Елизавета Ивановна, текст сбился, и я не сразу сообразила, что надо встать и поздороваться. И так жаль было! Ведь вряд ли когда-нибудь так «заживу» на площадке. А потом всю ночь гуляла по городу. Потому что надо же проводить осень. Листья тихо-тихо вальсировали. Ночью почему-то исчезает реальность. Остаётся пруд, где воды не видно из-за листьев, где утопилась Катерина. Остаётся звон часов на башне Петра и Павла, а фонари сквозь жёлтые листья – резные и золотые. А в фонтане плавают кораблики. Удивительная ночь! Потому что это – откровение. Я тысячу лет не была таким ребёнком: совершенно спокойным, бездумным, счастливым. Сама в себе не ожидала такого: куда-то бежала. Прыгала, кувыркалась… В ворохах листьев. Обалдеть можно! Вот так приходит уверенность.

12.10.70

А наблюдение всё-таки, пришлось выдумать. Но оно, кажется, должно получиться, потому что тема уж больно больная. Как часто видишь ребятишек, которых за руку приходится тянуть из буфета на второе действие. А когда они, не дождавшись конца спектакля, ломают двери, давят друг друга, чтобы встать первыми в очередь за пальто, так и возненавидишь их иной раз. Да и не только дети, взрослые ведут себя так… послушаешь разговоры после прекрасного спектакля, и возненавидишь род человеческий… Завтра надо показать.

14 окт., среда.

Весь вечер в Публичке искала отрывок. Станюкович «В мутной воде».

Вроде бы… но уж больно не нравится само произведение, неинтересно делать. Лесков – «Леди Макбет Мценского уезда» – такая силища! И ни одного игрового отрывка: то убийство, то нет диалогов, то нет борьбы. До смерти обидно! 51 страница всего, а вышла я из библиотеки, почти шатаясь. Вот бы сыграть когда-нибудь! А главное: так понятна Катеринина трагедия, как будто со мной это было, только очень давно. Сочувствую ей до боли! А ещё я ненавижу себя за то, что очень легко поддаюсь внешнему воздействию: книге, фильму, спектаклю, музыке. Плачу, чувствую, сопереживаю почти до физического ощущения. И никогда мне не удавалось что-либо подобное в отрывке, не могу воздействовать сама на себя. Очень хочется по-настоящему расплакаться на площадке. Для меня это пока критерий веры в обстоятельства.

15.10.70(краткий конспект урока)

Творческий опыт – опыт нервной клетки, то, что вошло в кровь не только буквально, но и через опыт воображения, как опыт сенсорной системы(?). Чтобы сыграть рабочего не надо вставать к станку – надо увидеть, наблюсти. Бальзак не был куртизанкой.