Александр Александров - Известный аноним [Последняя дуэль А. С. Пушкина]

Есть свидетельство Клементия Россета, что получив анонимное письмо, он не передал Пушкину ни письма, ни своего подозрения, что, возможно, письмо написано князьями Гагариным и Долгоруковым, которые жили на одной квартире, и иногда посещали братьев Россет.

Клементий Россет был удивлен, насколько подробно был написан адрес к нему. Говорит об этом в своих воспоминаниях также и Н. М. Смирнов: «Подозрение (в составлении и рассылке пасквиля — А. А.) падало также на двух молодых людей — кн. Петра Долгорукого и кн. Гагарина… Подозрение подтверждалось адресом на письме, полученном К. О. Россетом; на нем подробно описан был не только дом его жительства, куда повернуть, взойдя во двор, по какой лестнице и какая дверь его квартиры». [43] ПВС‑1998, 2. С. 274. .

Но никому не пришло в голову, что и Пушкин запросто посещал Клементия: «Осенью 1836 года Пушкин пришел к Клементию Осиповичу Россету и, сказав, что вызвал на дуэль Дантеса, просил его быть секундантом». [44] ПВС‑1998, 2. С. 348. .

Осенью 1836 года Пушкин вообще часто общался с Клементием, читал ему свое письмо Чаадаеву и именно Клементий предупредил его, чтобы он не посылал своего письма по почте.

«Сейчас возвратившись домой я узнал нижеследующее обстоятельство, которое спешу вам сообщить в дополнение к нашему разговору. — Государь читал статью Чедаева и нашел ее нелепою и сумазбродною, сказав при том, что он не сумневается, «что Москва не разделяет сумасшедшего мнения Автора», а генерал — губернатору князю Голицыну предписал ежедневно наведываться о состоянии здоровья головы Чедаева и отдать его под присмотр правительства, ценсора отставить, № журнала запретить.

Сообщаю вам об этом, для того, чтоб вы еще раз прочли писанное вами письмо к Чедаеву, а еще лучше отложили бы посылать его по почте; я прошу прислать мне вышесказанный номер для прочтения с подателем этой записки». [45] ПСС., XVI. С. 176. .

Письмо датировано в полном собрании сочинений около (не ранее) 22 октября 1836 года.

Волнения Клементия, разумеется, были напрасны. «О себе говорить не хочу, — писал Пушкин Нащокину в начале 1835 г., — потому не намерен в наперсники брать московскую почту, которая нынешний год делала со мною удивительные свинства; буду писать тебе по оказии». [46] ПСС., XVI. С. 4. .

С. Л. Абрамович приходит к выводу, что после свидания с Дантесом 2 ноября 1836 года, в результате которого кавалергард получил полный афронт, Геккерн и Дантес составили заговор и отомстили Наталье Николаевне анонимными письмами. Не буду приводить много аргументов против этой версии, психологически и логически неверной. Скажу только что дипломат такого ранга, как Геккерн, прежде хорошо обдумывает свои действия и последствия, к которым они могут привести; по ее же версии он ведет себя как мальчишка, а не как государственный муж. Но даже для мальчишки от ночи 2 ноября до второй половины 3‑го, когда были посланы по городской почте письма, не маловато ли времени, для того чтобы придумать способ мести, утвердиться в нем, просчитать последствия, исполнить, т. е. написать семь или восемь пасквилей, узнать точные адреса и послать письма так, чтобы это не вызвало никаких последствий и розыск писавшего их ничего бы не дал, как это и произошло. Такие операции за двенадцать часов не готовятся.

П. Е. Щеголев, первым по настоящему разобравшийся во многих хитросплетениях дуэльной истории, прекрасно понимал, что Пушкин ведет игру на два фронта, против Дантеса и Гекерна, а также против царя. Он писал, что «указание» в письме Бенкендорфу (которое позже напишет Пушкин — А. А.), на Геккерна, как на составителя подметного письма, задевающего семейную честь императорской фамилии, сослужило бы Пушкину несомненную пользу и в отношениях царя к чете Пушкиных. Произошло бы поражение и другого опасного — гораздо более опасного, чем Дантес, — поклонника Натальи Николаевны — Николая Павловича Романова. Атмосфера была бы разряжена. Вот такая тонкая игра, которую хотел повести Пушкин». [47] П. Е. Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина. М., 1997. С. 385. .

Щеголев не сделал в своих рассуждениях последнего шага, не предположил, что письма были мистификацией самого Пушкина, хотя мог бы, потому что и сам не был чужд мистификациях. Они вместе с советским графом Алексеем Николаевичем Толстым написали знаменитый «дневник» фрейлины Анны Вырубовой, который долгое время в советской историографии считался подлинным историческим документом. [48] Фрейлина ее величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. М., 1990. Впервые «дневник» был напечатан в журнале «Минувшее» №№ 1–4, 1927–1928 гг. Кстати, в первом номере журнала «Минувшее» за декабрь 1927 года П. Е. Щеголевым под своим именем впервые была напечатана версия написания подметных писем под названием «Убийцы Пушкина», в которой он обвинял в этом кн. Петра Долгорукова. Не буду вдаваться в подробности этой нелепой версии, бытовавшей многие годы, но графологическая «экспертиза» А. А. Салькова, как стало впоследствии известно из признания подвыпившего Щеголева своему литературному секретарю, была куплена им за две поллитровки водки, а ее полная несостоятельность доказана новейшими экспертизами в 1960–70 гг. .

С современной точки зрения писать подметные, как тогда говорили, письма нехорошо и этим занимаются нехорошие люди! А кто вам сказал, что поэты люди хорошие и нравственные? Перед глазами Пушкина был пример. В 1835 году мальчишка — гусар Лермонтов написал анонимное письмо с клеветой на самого себя, что верно подметил Петраков. Позже, объясняя свой поступок, он сказал: «Теперь я не пишу романы, я их делаю». Не буду останавливаться на этой нашумевшей истории мести Лермонтова светской кокетке, но к замечаниям Петракова, считавшего, что Пушкину история была известна, могу добавить только то, что Пушкин, всегда интересовавшийся гусарскими шалостями с лицейских времен, уж наверняка был в курсе, поскольку его шурин, Иван Гончаров, был сослуживцем Лермонтова и жил в Царском Селе на одной квартире с его близким другом, графом Васильевым.

В девятнадцатом веке игра в анонимов пользовалась большим успехом в светском обществе, достаточно вспомнить, что известная художница Мария Башкирцева написала десятки анонимок, часто с целью мести, и даже вела анонимно любовную переписку с Мопассаном. А ставшие популярными маскарады, в которых маски окружали государя и интриговали его, затаскивая в кабинеты, где он оставался подолгу и возвращался во дворец после царской семьи, уезжавшей раньше его. [49] Барон (впоследствии граф) М. А. Корф, близко знавший государя, писал: «Император Николай чрезвычайно любил публичные маскарады и редко их пропускал — давались ли они в театре или в дворянском собрании. Государь и вообще мужчины, военные и статские, являлись тут в обычной своей одежде; но дамы все без изъятия были переряжены, т. е. в домино и в масках или полумасках, и каждая имела право взять государя под руку и ходить с ним по залам… Один из директоров Дворянского собрания сказывал мне, что на тамошние маскарады раздавалось до 80 даровых билетов актрисам, модисткам и другим подобных разрядов француженкам, именно с целью интриговать и занимать государя». // М. А. Корф Записки. М., 2003. С. 109. .