Аркадий Застырец - Кое-что получше

Мы не унывали, нет, мы были полны сил и уверенности в себе. Туча распахнула пред нами целый мир, и нас обуревали сладкие мечты и счастливые предчувствия. И знаете что? Эти мечты сбылись, эти предчувствия нас не обманули. Стинг — молодец, кроме всего прочего, еще и потому, что сказал (или присоединился к сказанному — неважно, все равно молодец!): «Кто работает ради денег, ничего, кроме денег, и не заслуживает».

Нам было плевать на деньги — мы «работали» ради музыки. Мы ее хотели, как может подросток хотеть в свои объятия голую и на все согласную женщину, как может хотеть 15-летний хулиган вдруг сделаться пятнадцатилетним капитаном, увидеть Америку, Африку, Микронезию, Фриско, Занзибар и Ливерпуль, будь они неладны! Немедленно, сразу, теперь — эта музыка, вкупе со своими картинками, открывала весь мир, всю жизнь, проблемы, надежды, приключения, фокусы всякие… Эта музыка была нашей наукой и религией, этаким планетарием свободного мира, откармливавшим наше воображение и прочие функции души посреди пионерских будней и комсомольских инициатив…

И завертелся оборот. Имея одну-единственную пластинку, периодически обмениваемую на время (для записи) или насовсем, за какой-нибудь год можно было пропустить через свои руки и магнитную ленту десятки альбомов. Мои приятели не теряли времени, копили или выклянчивали у родителей деньги, докупали, как правило, тоже по одной пластинке (а бывало, и по одной на двоих) и включались в эту карусель. И только Вовка уже не поднялся после первого своего провала, хотя и участвовал в обменах, и, конечно, получал для записи каждый новый улов.

Много случалось на туче трагических и комических эпизодов. Никогда не забуду тех ощущений, которые испытываешь, прижимая единственную свою драгоценность к груди, под снегом, дождем и в зверский мороз.

Частенько доводилось нам и показывать пятки грабителям, и дворами уходить от облавы. Бывало, раздается свист и панический вопль: «Шухер! Облава!» Толпа срывается с места, крики, толкотня. Потом оказывается, что шухер — ложный: кто-нибудь пошутил или намеренно поднял панику, рассчитывая осуществить в общей сумятице откровение разбойные измерения. Так и стоит у меня в глазах на фоне милицейского коробка рухнувший в палую листву (или на снег?) дискоман, собственным телом закрывающий пластинки с криком: «Не отдам, суки!».

( Примечание 1998 г. : Недавно встретил своего соратника по этой борьбе. Он только что приехал из Нью-Йорка с двумя чемоданами виниловых дисков, купленных в основном на блошином рынке. Он рассказал, как, к удивлению окружающих американцев, вздрогнул и судорожно прижал пластинки к груди, услышав сирену проезжавшей мимо служебной машины. Спустя почти двадцать лет у него сработал рефлекс дискомана.)

Один раз попал я в образцовую облаву. Это было позднее, когда туча переместилась из сада Вайнера к Вознесенской церкви, что возле Дворца пионеров. Многочисленные дружинники подкрались незаметно, подъехали в автобусах под видом экскурсии — никто и внимания не обратил, обложили нас коробками, сержантами и мегафонами, а в довершение выстроились двумя цепочками и попытались таким образом блокировать тучу с двух сторон — с востока и с запада. Тут-то все и рванули! Паника была жуткая. Основная масса рванула, кстати, в западном направлении. Кое-кого сбили с ног, потоптали слегка, но серьезных жертв не было. Некоторым дружинникам, я слышал, сильно перепало. Ну, прорвали, конечно, цепочку, да только на время. Снова замкнулось кольцо. Молодые дружинники! Если кто из них, бывших тогда там, читает сейчас это описание, пусть ему станет, если не стыдно, то хотя бы противно. По жлобству или по дурости, но вся эта образцовая молодежь с красными повязками добровольно становилась тогда для нас ничем не лучше обыкновенных грабителей.

Так вот, лично я в тот момент панике не поддался. Да что толку! Толпа меня понесла, как щепку, и к счастью вынесла на фонарный столб. Зацепился я за него одной рукой, а в другой, как знамя над головой, держу «Листоманию» Рика Вэйкмана, купленную, между прочим, на кровные пятьдесят рубчиков, заработанные собственным горбом на первом студенческом картофеле. Цепляюсь за столб и чувствую, как несезонный мой полуботиночек стягивает людская лавина… Ничего, обошлось.

Схлынула толпа, гляжу — лежит мой «old brown shoe» на снегу среди побросанных в отчаянии разноцветненьких таких жевательных резинок, американских сигарет и прочей спекулянтской начинки, без которой, к сожалению, ни одна туча не обходилась. Повезло и в целом: спрятал я своего Вэйкмана на грудь, прикрыл шарфиком, затянул поясок, присоединился к однокласснице по имени Аленушка, которая со своим кавалером пришла на тучу просто потусоваться, — и, вывернув карманы, вышел из окружения мимо начальников, беззастенчиво, но и безрезультатно обшаривших меня мозолистыми руками. Моя пластинка была сделана из великолепной французской пластмассы, ребята, и облегала грудь, делаясь практически незаметной.

Много можно еще рассказать подробностей дискоманской эпопеи, припомнить и счастливые мгновения (вроде страшного снегопада, спасаясь от которого, туча дружно оккупировала магазин «Грампластинки», а его добрейший директор не только не стал вызывать милицию, но даже, кажется, на часок повременил с закрытием магазина, и у меня тогда состоялся удачный обмен), в страшные разочарования (вроде случаев с перебитыми «пятаками», когда с радостным трепетом принесенная домой пластинка начинала петь вместо ожидаемого Байрона или Гиллана голосом Лещенко или Кобзона)… Но я хочу немного рассказать о людях тучи. Среди них были (и может, здравствуют по сей день, только туча уже не та) воистину легендарные фигуры. Не буду говорить о несимпатичных пройдохах, о всяких рыжих, косых и хромых — с такими приходилось сталкиваться часто, но вряд ли они достойны легенды. Легенда — это Вельвет. Легенда — это Саша с «Химмаша». Без них трудно представить себе тучу семидесятых годов.

Сначала о Вельвете. Прозвищем своим он обязан куцему пиджачку из зеленого вельвета, в котором ходил долгие годы. По преданию. Вельвет поклялся собрать столько пластинок (естественно, фирменных, и не с записями Людмилы Зыкиной), что их конвертами можно будет застелить весь пол его комнаты. Не думаю, чтобы комнатка эта была слишком уж велика площадью. И все же, принимая во внимание ничтожность его доходов, нельзя не признать исключительной смелости слова, данного Вельветом самому себе. Без сомнения, он его сдержал, хотя милиция и грабителя неоднократно вставали на пути у этого безответного человека. Громадного роста, грузный, со своими по-детски припухлыми губами и грустным взглядом красивых светлых глаз — он так и стоит в моей памяти, а ведь после нашей последней встреча прошло уже лет пятнадцать.