Иван Лыков - В грозный час

Я тоже тогда не знал, где находятся мои. Весточку от жены я получу уже гораздо позже — в конце зимы сорок второго, как раз в тот момент, когда мы закончим тяжелый двухдневный бой за Полотняный Завод. И только тогда узнаю, что у меня, оказывается, уже растет дочь Эллиана. А в конце войны мне поведают о судьбе брата Василия, моряка Балтийского флота, погибшего еще в первых боях с фашистами.

А сейчас… Сейчас близилась полночь, и мы сидели за столом у Рукавишниковых, молча ожидая той минуты, когда наступит время высказать новогодние пожелания.

На часах было без пяти минут двенадцать, когда в комнату влетел запыхавшийся шофер нашей эмки, с порога выпалил:

— Платформы с танками прибыли. Велено срочно получать.

Мать Рукавишникова огорченно всплеснула руками, быстро заговорила:

— Вы уж, родные мои, погодите — ведь одна минута осталась. Сейчас полночь пробьет, пожелаем всего доброго, тогда пойдете.

Пелевин толкает меня:

— Скажи, комиссар.

Долго говорить уже некогда, и я произношу:

— За нашу победу!

— И за то, чтобы вы, сыночки мои, живыми и невредимыми вернулись, — добавляет мать Рукавишникова…

Увы, не исполнилось это материнское пожелание. Старший военфельдшер батальона Рукавишников, награжденный за свои героические дела орденом Красной Звезды и медалями, несколько месяцев спустя будет убит в одном из боев. Чуть раньше, в феврале, тяжелое ранение получит Григорий Ефимович Пелевин. Не удастся вновь послушать звонких трелей курских соловьев Ивану Антоновичу Сечному — осколок вражеской мины оборвет жизнь этого бесстрашного воина и человека благородной души.

Но все это произойдет позже. А в ту новогоднюю ночь никто из нас не знал и не мог знать, что ждет впереди. Жили одной мыслью: пройти через любые испытания, но разгромить ненавистного врага, вышвырнуть фашистскую нечисть с родной земли…

Быстро получив новые танки, мы, не задерживаясь, вернулись в расположение бригады.

…По календарю зима подходила к концу, но весной еще и не пахло: стояли лютые холода, на полях бугрились метровые сугробы. Танки то и дело застревали в них, и тогда приходилось вести машины в атаку не развернутым строем, а в колонне по одной. А дороги на подступах к занятым противником населенным пунктам были довольно хорошо пристреляны.

Не легче было и пехоте: лыж не хватало. На целине стрелки буквально утопали в снегу. На открытой дороге их донимал пулеметный и артиллерийский огонь. И выходило, что пехотинцы были вынуждены жаться к танкам, а те сами шли в кольце разрывов.

И все-таки мы продолжали гнать врага, освобождая один населенный пункт за другим.

Освободив Гречишенки, мы двинулись дальше — на Ильенки и Коркодиново, небольшие и наполовину сожженные деревушки. Но тут путь батальону преградил лесок. На его опушке гитлеровцы успели создать довольно сильную противотанковую оборону и встретили нас плотным прицельным огнем.

— И обойти этот чертов лесок никак нельзя, — сокрушался комбат. — Чуть с дорога свернешь, на днище сядешь.

Доложили обстановку Дружинину. Командир бригады, по своему обыкновению, озабоченно покашлял в телефонную трубку, затем сказал с заметной иронией:

— Значит, на Ильенки и Коркодиново немец вас не пускает? Ну что ж, сейчас мы его об этом артогнем попросим. Только и вы там не особенно-то зевайте. Артподготовка кончится — и вперед. Учтите, Ильенки и Коркодиново за вами. Сам командующий армией звонил, интересовался…

Вскоре после разговора с комбригом вдоль опушки леса взметнулись темные клубы разрывов. Это ударила наша артиллерия.

— Ну вот, — облегченно вздохнул комбат, — теперь можно и вперед. — Он глянул на часы. Было девять утра. — По коням, что ли, комиссар?

Мой KB находился в полусотне метров, за углом сарая со сгоревшей крышей. Экипаж вел огонь из пушки. Младший лейтенант И. С. Бирюков, стоя в открытом люке, наблюдал в трофейный бинокль за разрывами своих снарядов. Увидев меня, доложил:

— Ведем огонь по противнику, товарищ комиссар.

— Не впустую?

— Точно доложить не могу, но два орудия наверняка накрыли.

Из переднего люка показался старший механик-водитель А. С. Петровский:

— Вы опять с нами, товарищ комиссар?

— Если возьмете.

— Пожалуйста! — Петровский ласково похлопал ладонью по броне. — Здесь всем места хватит. Не танк, а общежитие. В атаку скоро?

— А у вас все готово?

Этот вопрос я адресовал уже командиру танка младшему лейтенанту Бирюкову.

— Снарядов полный боекомплект, патронов тоже. Танк исправный. Взяли ящик гранат Ф-1, — деловито перечислил младший лейтенант. Помедлив, добавил: — Только, думаю, не прихватить ли еще?

— Возьмите. На всякий случай.

Бирюков вызвал из танка младшего механика-водителя, послал его за вторым ящиком гранат.

…Когда над вражескими позициями смолкли разрывы, десять танков нашего батальона — два KB и восемь тридцатьчетверок — с пехотой на броне пошли вперед. Первым двинулся KB комбата, за ним — ваш. Тридцатьчетверки следовали чуть сзади.

Гитлеровцы открыли огонь сразу, едва батальон начал движение. На дороге и рядом с ней стали рваться снаряды. Но огонь этот был уже не столь мощным, как во время первой атаки.

Через триплекс хорошо видна комбатовская машина. Она легко, будто и не весила сорок семь тонн, перемахивала чераз воронки, делала стремительные повороты, уклоняясь от встающих на пути разрывов. Но один из снарядов все же угодил в ее башню, срикошетил, высек сноп искр.

— Ну погодите, сволочи, — выругался кто-то из нашего экипажа. По голосу я узнаю командира башни старшину Осташкова. Наверно, он сейчас приник к прицелу, выискивает цель, чтобы послать в нее очередной снаряд. И точно — пушка гулко ахнула, лязгнула выпавшая из казенника гильза.

— Куда стреляешь, Осташков?

— Да вроде противотанковое орудие заметил, — не сразу откликнулся тот.

— А ты на «вроде» снаряды не трать! — Это сказал Бирюков. — Бей точно. Прогалину в деревьях видишь?

— Справа?

— Да. Оттуда бьют. Ответь им…

В эфире — сумятица всевозможных звуков, но сквозь нее прорываются голоса командира 2-й роты лейтенанта П. З. Сергеева и командира 3-й роты лейтенанта И. В. Калмыкова. У Сергеева голос высокий, почти мальчишеский. У Калмыкова густой бас. Оба докладывают об обнаруженных целях. Комбат нервничает:

— Открывайте огонь. Чего медлите?

За поворотом дороги местность пошла ровная. Разрывы снарядов начали вырастать уже ближе к танкам. И невольно подумалось о пехотинцах, которые сейчас, прижавшись к стылой броне, теряют от осколков одного человека за другим…

Наш танк снаряды пока еще минуют.

— Петровский! Как бы на мину не наскочить. Смотри в оба, — приказывает механику-водителю Бирюков.