Валерий Хайрюзов - Звезда и крест генерала Рохлина

— Если что, ты берешь того, который слева от машины, а я другого, что справа, отбираем автоматы и прорываемся.

Наконец, появился старший лейтенант.

— Все в порядке, можете следовать дальше.

Масхадов и охранники удивленно взглянули друг на друга. Судьба вновь повернулась к ним благоприятной стороной.

— Старший лейтенант, как твоя фамилия? — спросил Хамзоев. — Я хочу тебя потом отблагодарить.

— Не надо меня благодарить. На моей фамилии Россия держится. Угадай с трех раз.

— Иванов, Петров, Сидоров?

— Правильно, езжай, тут и без вас дел полно еще.

Чеченцы сели в машину и двинулись дальше. Через некоторое время они были уже у сельского клуба в селе Шали.

На пороге клуба уже нетерпеливо ждал боевик. Он сообщил:

— Местные старейшины уже собрались и давно ждут вас. Масхадов вошел в зал и прошел на сцену. Из зала поднялся один из старейшин и спросил:

— Можно ли довести войну до победного конца?

— Нет, — ответил Масхадов.

Старейшина продолжал:

— Чтобы не повторилось с нами, как с Грозным, мы хотим, чтобы ваши отряды были выведены из городов и сел.

Масхадов молча посмотрел на старейшину. Он знал, что одно время Москва, в своих расчетах, надеялась, что сельская, горная Чечня не поддержит Дудаева. «Неужели они были правы?» — подумал он.

— Мы будем помогать вам всем, чем можем, — добавил старейшина.

«Да, он прав, — подумал Масхадов. — Нужно передохнуть, набраться сил. Они сейчас будут еще долго, праздновать победу. Кинжал, который висит без дела, быстро ржавеет. Мы у себя дома, нам все равно легче. У русских есть пословица, что дома и стены помогают. Прав Джохар, что это не они, а а мы взяли русского медведя в свои объятия. Посмотрим, как он будет выпутываться. Да поможет нам Аллах!..»

…Семнадцатого февраля 1995 года восьмой гвардейский армейский корпус возвращался в Волгоград. На железнодорожный вокзал прибыл первый эшелон. Его встречали губернатор Иван Петрович Шабунин, родственники солдат и офицеров. Слезы и радость смешались воедино.

Командир 20-й гвардейской дивизии полковник Владимир Михайлов рапортовал о прибытии корпуса, который выполнил боевую задачу. Рохлин принял рапорт и поздравил Михайлова с присвоением звания генерала.

Газета «Красная звезда» писала тогда: «…В январе 1995-го оказалось, что все перестроечные годы общество старательно крушило свою армию. И если она, затравленная, в решающий час все же выполнила поставленную задачу, то исключительно благодаря своим командирам.

Чеченская война впервые со времен Афганистана выдвинула целую когорту действительно боевых командиров всех степеней — ряд, образно говоря, «комкоров и комдивов в вязаных шапочках», олицетворением которых Рохлин и является. Но это, в принципе, аксиома — то же делала, делает и будет делать любая война. Но эта война ни с каким Афганистаном не сравнима… В чеченскую войну вступила армия, преданная своим обществом, оболганная и затюканная, измученная безудержным «реформированием»…

Тем резче переоценка в общественном сознании.

…Страна, наконец, вновь начинает оценивать своих граждан не по степени набитости кошелька, а по критериям нравственным, к которым относится и профессионализм, и верность долгу, и любовь к Родине…»

Все вернувшиеся домой думали, что самое страшное позади. Но они не могли даже предположить, что возвращение будет временным, и многие из них еще не раз проделают этот путь до Чечни и обратно…

К лету 1995 года кошмары зимней чеченской войны, для российского обывателя отошли в сторону. Наступило время отпусков, и вместо Черноморского побережья российские граждане стали летать в Анталию, Египет, Тунис. А в залах ожидания вокзалов они частенько встречали группы людей в армейской форме. Маршрут у тех был один — в Чечню и обратно. И если преуспевающие бизнесмены и челноки, скрипя скотчем, укутывали перед стойками свои объемистые баулы, то молоденькие ребята из иркутского, московского, кемеровского ОМОНа, десантники, морские пехотинцы в своих походных укладках везли амуницию, оружие и грязное пропахшее дымом и потом белье. Общество как бы разделилось на тех, кто летал защищать территориальную целостность России и на тех, кому было на это наплевать.

А в Чечне продолжалась странная война. Там каждый день похищали людей, а героизм и честность уживались с подлостью и предательством. Время от времени из Ростова и Моздока поднимались в небо самолеты и развозили по России «груз двести» — останки вчерашних десятиклассников, у которых за плечами ничего кроме их собственной коротенькой жизни не было. И ее у них новоявленные правители нагло и бессовестно отнимали. Армию вначале подставили, а теперь добивали. И если она еще сопротивлялась, еще существовала, то только благодаря огромной внутренней силе, которая была заложена всеми предыдущими поколениями, благодаря тем ребятам, которые были призваны на службу из русской глубинки, благодаря офицерскому корпусу, который так и не научился торговать своей совестью и Родиной.

Каждую ночь в Грозном обстреливались блокпосты, а колонны федеральных войск попадали в засады. То и дело Государственная Дума объявляла траурные дни по погибшим солдатам. В самой Москве действовала хорошо законспирированная сеть чеченских осведомителей, которые через мобильную связь, сообщали все, что нужно своим хозяевам. На чеченских сепаратистов оперативно работала сеть международных исламских центров, получившим ранения боевикам оказывалась медицинская и иная помощь в Грузии, Турции, в странах Ближнего Востока. Кроме того, боевиков, имеющих паспорта граждан Советского Союза, лечили во многих городах России. Дудаев и Масхадов имели отлаженную связь и оперативную информацию секретных служб исламских государств. Казалось, повторяется уже знакомая ситуация, когда в Афганистан был введен ограниченный контингент советских войск. И единственной силой, которая пыталась защищать государственные интересы России, оставалась армия.

После возвращения корпуса в Волгоград, Рохлин провел показательные выступления солдат и офицеров на Мамаевом кургане. Публика была в восторге, отдельные фрагменты выступлений солдат даже показали по центральному телевидению.

Но генерал понимал, что армия нуждается не в показательных выступлениях, а в немедленном реформировании.

В одну из своих командировок в Москву Рохлин через Николая Егорова добился встречи с начальником Службы безопасности президента Александром Коржаковым.

— Лев Яковлевич, — Коржаков, встретив Рохлина, сразу перешел к делу, — если тебе нужна встреча с президентом, я тебе сделаю эту встречу, но предлагать президенту кандидатуру министра обороны и военную доктрину — уволь. Я не занимаюсь этими вопросами. И без того хватает слухов, что начальник охраны вмешивается в государственные дела. Я, конечно, выполняю некоторые специальные поручения президента, но не до такой степени.