Валерий Хайрюзов - Звезда и крест генерала Рохлина

— Что я тебе, Лев Яковлевич, на это скажу. Все это будет, но не сейчас, — прервал его Ельцин. — Ты меня лучше послушай, — он взял у генерала папку, отложил ее в сторону и достал другую. — Указ о награждении тебя Золотой звездой Героя России лежит на столе. Я, понимаешь ли, очень ценю таких людей, нам надо работать вместе. В министерстве обороны намечается ротация кадров. Скажу тебе по секрету, они мне уже вот где сидят, — Ельцин стукнул ребром ладони себе по шее, — много берут, но мало отдают.

— Я боевой генерал и просто военный, господин президент, — покачал головой Рохлин. — Мне столичный паркет противопоказан. Скользкий он.

— Ничего, будешь со мной в команде, научишься, — отмахнулся Ельцин.

— Политические игры все же не по мне, — подумав немного, сказал Рохлин. — А что касается наград, то в гражданской войне не бывает победителей и побежденных. Мне представляется, что награждать надо не генералов, а простых солдат и офицеров, которые честно выполнили свой воинский долг.

Президент медленно допил кружку пива и сказал:

— Подумай еще раз о моем предложении, я такое предлагаю не каждому.

— Как говорится, служить бы рад, — вздохнув, ответил Рохлин. — Но паркеты не для меня. Разрешите идти.

— Идите, — медленно сказал Ельцин и прищурил глаза.

Генерал вышел из каюты и наткнулся на Захарова. Увидев Рохлина, тот спросил глазами, мол, ну как? Рохлин огорченно махнул рукой. Он был разочарован встречей с Ельциным. Столько готовился, переворошил кучу книг, конспектов, которые вел еще в Академии Генерального штаба. Кроме того, над той запиской, которую он решил показать президенту, работало немало офицеров из Генерального штаба. И все напрасно.

В каюту к президенту зашел Коржаков.

— Как прошла встреча?

Президент напряженно молчал, набычившись, смотрел в окно.

— Цену себе набивает, — хмуро сказал он. — С этими генералами — просто беда. Чуть что, подавай им реформы. А посмотришь: ничего, кроме как водку пьянствовать, да с похмелья, кроме пресловутого полка имени Верховного Совета придумать не могут. Ничего, и этот приползет, никуда не денется.

— Жалко, — сказал Коржаков. — Рохлин — не Руцкой. Он может больше не прийти.

— И ты туда же, — раздраженно буркнул президент. — Ты при мне Руцкого не поминай. Для меня его нет. Что-то ты мне перестаешь нравиться. Смотри, а то рассержусь.

Тем временем Рохлин с Захаровым стояли на палубе, смотрели на реку и тихо беседовали.

— Да, не думали мы с тобой в Грозном, что все так обернется, — тоскливо поглядывая на далекий берег, говорил Захаров. — Знаешь, была б моя воля… Я себя иногда просто еле сдерживаю. А так порой хочется, кое-кому дать по морде! Ходят, в глаза заглядывают, лебезят. А за дверями отряхнутся и важно в машины садятся. Со стороны посмотришь: заваленные государственными заботами люди. А они поехали водку жрать. Вожди нации! Не команда, а «голубой вагон».

На палубу вышел Коржаков:

— Лев Яковлевич, пойдем, перетолкуем.

Он увел Рохлина к себе в каюту.

— А что ты хотел? Решить все и сразу? — сказал он. — Я тебе больше скажу: быть рядом с президентом, все равно, что дергать быка за хвост и ждать, когда лягнет. Много разной шелупони вокруг него вьется. Жужжат, как мухи. Все стараются выйти на него напрямую. Мужик-то он, в принципе, неплохой, искренне хочет что-то изменить, но вокруг собралось такое окружение, что клейма ставить негде. У нас есть документы, по которым некоторым деятелям можно по десять лет давать без права переписки. Потерпи немного, скоро мы нанесем по ним такой удар, от которого они не оправятся. В правительство подтянем людей, кто душой страдает за государственные интересы.

— Поживем, увидим, — ответил Рохлин. — Но если это не сделаете вы, за вас это сделают другие.

— А ты подумай над его словами, — посоветовал Коржаков. — Он действительно такое предложение делает не каждому. И у тебя будут другие возможности.

— Хорошо, я подумаю.

Как только в поле зрения общественности России попадает новая яркая личность, выдвинутая на поверхность самой жизнью, мгновенно возникает вопрос: «Что за человек? С кем он? Кто за ним стоит?» Различные партии, политические и финансовые группировки начинали прилагать усилия, чтобы заполучить заметную фигуру в свои ряды, набирая таким образом очки в глазах избирателей, конкурентов, в средствах массовой информации. Генерал Рохлин, ставший одним из героев «чеченской кампании», никогда и не помышлял ввязываться в игры и интриги политического Олимпа. Все это ему, кадровому офицеру, было чуждо. Ему хватало своих забот в корпусе, были свои конкретные задачи. Однако, порой, мы и не знаем, что кто-то уже пытается решать наши судьбы без нашего ведома, воплощая в жизнь свои планы и преследуя свои цели. Так и случилось: Рохлин стал достаточно известным для того, чтобы не упустить его из виду…

Вернувшись в корпус после встречи с Ельциным, генерал вызвал начальника штаба Киселева и сказал:

— Едем в госпиталь. Надо проверить, как там обстоят дела с ранеными.

— Как у тебя с медикаментами и оборудованием? — спросил Рохлин у встретившего его начальника госпиталя.

— С медикаментами более-менее нормально. Тут другая беда: протезы. Завтра ребята выпишутся. А как им дальше жить? Наши протезы — смех один. А хорошие, немецкие стоят от пяти до десяти тысяч долларов. Коляски инвалидные, и те — дефицит.

— Я буду этот вопрос поднимать перед правительством, — сказал Рохлин.

Генерал хорошо понимал, что вопросы можно и нужно ставить, но таких, как он, просителей в государстве — сотни. И все ставят вопросы, и всем нужны деньги. Одним на протезы, другим на медицинское оборудование, оргтехнику. Но где все это взять? Экономика в упадке. Все разворовывается, сырье по смешным ценам вывозится за границу Отечественные станки и оборудование не выпускаются, годами задерживается зарплата. Дошло до того, что люди ложатся в больницы с собственным постельным бельем.

Рохлину и Киселёву выдали белые халаты, и они пошли по палатам. В одной из них лежал парень без ноги. Увидев генерала, он попытался подняться на костылях, но Рохлин, узнав его, остановил:

— Лежи, Коля, лежи. Это мы, генералы, должны перед тобой стоять. Поправишься, будешь служить дальше.

— Да кто же меня возьмет-то, без ноги?

— Восьмой гвардейский тебя и возьмет. Я знаю, у тебя голова на месте. Работы всем хватит. Ты когда выписываешься?

— Через неделю.

Рохлин обернулся к Киселеву и сказал:

— Через неделю ему нужны ключи от квартиры.

— У нас лимит квартир закончился.

— Я все прекрасно знаю. Местные власти зафиксировали, что я на днях встречался с президентом. Вот под эту информацию надо у губернатора еще с десяток квартир выбить. Разбитые самолеты из Чечни вывезли. Сдадим металлолом, еще десять квартир получим.