Валерий Хайрюзов - Звезда и крест генерала Рохлина

Девятого мая в Москве традиционно состоялась праздничная демонстрация. Впереди колонны офицеров шел генерал Рохлин. После выступления на Лубянке его окружили офицеры. Среди них были Рогоза, Савельев, Лихой. К ним подошла Варя. На ней был белый плащ и голубой шарфик.

— Ребята, как я вас рада видеть! — сказала она.

— Святой день, хорошая погода! Вон сколько народу собралось, — сказал Рохлин.

— Вот что, может, ко мне зайдем? — предложила Варя, — День-то действительно святой. Помянем дедов наших и отцов. Заодно ребят, кто в Афгане и Чечне погибли. Я здесь недалеко живу. Предупреждаю, вода сегодня не течет. И свет есть. И закусить найдется.

— А что, действительно, давайте сходим! — сказал Рохлин. — Все свои, поговорим и песни попоем. Когда еще таким составом соберемся. Давайте так: я беру к себе в машину Варю, а остальные — на метро.

— Товарищ генерал, отпустите машину, — попросила Варя. — Я вам как врач советую ходить пешком.

— А что, давайте пойдем пешком, — согласился Рохлин. — Рогоза, одна нога здесь, другая в магазин! Купи все, что надо. Идем к Варваре Семеновне в гости.

Оживленно переговариваясь, они медленно двинулась по улице. Неожиданно Варю остановил незнакомый парень и что-то быстро и тихо сказал ей. Затем так же быстро и неожиданно скрылся в толпе. Варя догнала компанию.

— Ты узнал его? — спросила она у Савельева.

— Нет, — пожал плечами Савельев.

— Помнишь пивной бар и драку с омоновцами? Это один из тех, кто дрался с нами. Так вот, я его узнала, и он меня — тоже. Говорит, что за генералом установлено наблюдение. Сейчас нас кто-то сопровождает.

— Ну и что из этого? Нас здесь вон сколько. Мы генерала в обиду не дадим.

— Все равно его надо бы предупредить.

— А он и так знает. Говорит, что находится под двойной охраной…

В зимнем саду богато обставленного клуба Рохлин встретился с Березовским.

— Генерал, вы, наверное, видели, что я только что вернулся из Чечни и привез оттуда трех солдат из вашего корпуса, которые попали в плен еще в 1995 году.

— Я вам благодарен, — сухо сказал Рохлин.

— Но я просил встречи с вами, чтобы поговорить о другом, — продолжал Березовский. — Я наблюдаю за вами давно, генерал. Я восхищен вами, вашим мужеством! Любимец президента, без пяти минут министр обороны. И вы от всего отказываетесь! Для этого надо иметь мужество. Оказывается, в России есть еще настоящие русские офицеры!

— У каждого своя роль, главное — чтобы жить в ладу со своей совестью, — спокойно ответил Рохлин.

— Вы, наверное, удивлены, почему я все это говорю вам? Да, я — еврей, но никуда не собираюсь отсюда уезжать. Здесь я — уважаемый человек, здесь мой бизнес, здесь прислушиваются к моему мнению и власть, и лидеры оппозиции. Они меня хоть и клеймят, но, скажем так, считаются. Я даю деньги всем и не считаю это зазорным. Кто дает, тому и Бог помогает.

— И на оружие боевикам? — резко прервал его Рохлин. — Вы же прекрасно понимаете, что война не была нужна ни нам, ни чеченцам.

— А, это клевета! — отмахнулся Березовский. — Эти слухи, чтобы меня опорочить, распространяют мои враги. Вы думаете, их у вас нет? Я согласен с вами, что бизнес, почти всегда безнравственен. А война? Конечно, лучше торговать, чем воевать. Россия продает оружие за рубеж. Кто даст гарантию, что из него не будут убивать наших солдат? Вы пытались замирить Чечню своими средствами, я — своими. Поверьте, у меня нет особой любви к сепаратистам и террористам. Но нельзя делать их изгоями. Они тогда становятся в тысячу раз опаснее. С привязанным, занятым хоть каким-то делом человеком легче разговаривать. Вот у вас есть готовый рецепт в национальном вопросе? Нет! И у меня нет. Но я, по крайней мере, его ищу. Мы могли бы это делать вместе. Я хотел сказать вам, что вы можете на меня рассчитывать, я с уважением отношусь к вам как к личности. Да и враги у нас с вами общие. Я имею в виду Чубайса.

— А как на подобные рассуждения посмотрит Семья?

— Генерал, я прагматик и привык работать на перспективу. С Семьей я имею дела, исходя из реалий сегодняшнего дня.

— А какую перспективу вы связываете с моей персоной?

— Ваши идеи, с которыми вы выступаете, уже стучатся в двери. Они будут непременно востребованы. Мне бы хотелось наладить с вами контакт. Я готов дать вам, вашему движению деньги — мы обречены на сотрудничество.

— Кем только меня ни называли: самодуром, дуроломом, показушником, — не обращая внимания на восклицания Березовского, продолжил Рохлин. — Мне приходилось посылать на смерть людей, быть жестким. И они шли, потому что знали: если они не пойдут, то первым пойду я. И я никогда не взвешивал на весах: выгодно это мне или нет? В таких делах людей не обманешь. Признаюсь, самой высшей наградой для меня стало, когда я случайно узнал, что за глаза офицеры и солдаты стали называть меня папой. И мне не надо клясться в любви к России. А ваше предложение принять не могу.

— Жаль, очень жаль, что не договорились, — сказал Березовский, прощаясь с генералом, а про себя подумал, глядя ему вслед: «Такие, как он, в России долго не живут…»

Через несколько дней Рохлин, выступая в офицерском собрании, сделал неожиданное заявление, которое повторили почти все средства массовой информации. В президиуме сидело несколько генералов.

— Не может быть процветающей армии и оборонной промышленности в нищей и голодной стране. Невозможно изменить положение в деле обороны и безопасности страны, не изменив в целом политический курс руководства, — сказал Рохлин. — Невозможно добиться этого изменения, действуя неполитическими методами. Нынешний режим не только не собирается идти на компромиссы, но не хочет даже вести диалог с оппонентами. Режим потерял чувство реальности. Время лицемерия закончилось, режим снял маску. Теперь мы имеем полное право спросить с президента и потребовать его ухода. Шесть лет — срок более чем достаточный, чтобы перестать кивать на ошибки предшественников. Мы требуем сформировать правительство народного доверия и подготовить условия для новых свободных выборов. Россия погибнет, если за нее не бороться. И последнее, что я хотел сказать вам. Мне известно, что на меня готовится покушение. Это будет подано как бытовуха.

Эти последние его слова и стали причиной той шумихи, которая поднялась в прессе. О личной жизни генерала знали только самые близкие ему люди. Было известно, что у него есть замужняя дочь. И что на руках жены несовершенно летний больной сын. Что, переехав в Москву, генерал купил в Подмосковье дачу, и летом его семья жила там. «Почему он употребил слово “бытовуха”?» — удивлялись журналисты.

В кремлевский кабинет Андрея Андреевича вошел Геннадий Зюганов. Был он приглашен, чтобы обсудить политическую ситуацию и наметить, если это возможно, пути взаимодействия. Увидев Зюганова, Андрей Андреевич улыбнулся, вышел из-за стола, пожал гостю руку и пригласил за небольшой столик, где стояла бутылка минеральной воды и два стакана.