Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Утром у Плейеля проигрывал 2-й Концерт Батону. Боровский аккомпанировал. Перед началом разыгрался инцидент. Батон возмущённо сказал, что издательство требует за прокат материала триста франков, что это во Франции не принято и что вообще неизвестно, заплатит ли комитет концертов Pasdeloup. Чёрт возьми, копеечники французы: я играю им задаром, а они ещё будут торговаться из-за трёхсот франков! Я ответил: издательство не уступит им ни сантима; если во Франции не привыкли, то пора привыкнуть, так как за наём материала платят во всех странах, а если комитет ещё не знает, будет ли он платить, то мы отложим сегодняшнюю репетицию до того момента, когда он это узнает. Затем я одел шарф и шляпу. Батон несколько завертелся, сказал, что не надо ставить вопрос так остро, Blois прибавил, что если не комитет, то заплатит Maison Pleyel, после чего репетиция состоялась.

По окончании репетиции Боровский и я с Пташкой отправились в советское консульство. Консульство как консульство. Висит карта естественных богатств России. Большой портрет Ленина. Если станешь перед ним, то сразу становится тепло, так как как раз в этом месте в полу - bouche de chaleur [272] Отверстие отопления (фр). . «Граждане Боровский и Прокофьевы!» - вызвали нас. Нас провели сначала к помощнику консула, а затем к самому товарищу консулу. У него хороший кабинет и хорошая шуба. Пташка заметила, что у него тяжёлый взгляд; Боровский, что у него красивые руки; мне он показался человеком прямым и толковым. Консул сказал: визы для вас есть, проходные свидетельства вы можете получить в любой момент, но при этом я считаю долгом вас предупредить, что выехать обратно из России вы можете уже только как советские граждане, и разрешение на этот выезд вы должны будете испрашивать в Москве на общих основаниях. «Вот если бы вы приняли национальность вашей жены, - прибавил он, - то вам было бы гораздо проще ехать в Россию». Действительно, пикантно было бы, если бы я явился в Москву испанцем!

Пока же брать советский паспорт совсем не так приятно для дальнейшего пребывания. Персимфанцы писали мне, что всё так отлично устроили, а тут вот какие неожиданности. Решили с консулом, что я вновь снесусь с Москвой – время ещё терпит, хотя его остаётся не Бог весть сколько: пусть в Москве торопятся.

Первая репетиция 2-го Концерта с оркестром Pasdeloup. Батон читал музыку с оркестром, а я стоял рядом.

Две телеграммы с разных концов мира об «Апельсинах»: одна от Рейнера из Цинцинати: за сколько продали бы эту оперу вообще. Что значит «вообще»? Но во всяком случае запрос обещающий. Другая от Экскузовича – почему издательство тянет с вопросом о постановке в Москве? Вот тебе и раз! А было впечатление, что Москва заглохла в смысле постановки «Апельсинов».

Издательство, конечно, не тянет, но ясно, что вышло какое-то недоразумение. Вечером концерт Боровского из сочинений Баха. Народу мало, но играл он очень хорошо, и приятно было послушать Баха.

Вторая и последняя репетиция с Батоном. Оркестр играет так себе, Батон дирижирует плохо, к тому же он глуховат. Очень плохи французские валторны: совсем не слышно в forte.

Водили Святослава на ёлку к Боровским, затем обедали у них. Они угощали холодной заливной осетриной, - рыба, забытая российскими эмигрантами.

От Вебера письмо, объясняющее вчерашнюю телеграмму Экскузовича. Оказывается, Экскузович хочет ставить в Москве «Апельсины» на ленинградских условиях. Но это теперь мне очень невыгодно ввиду успеха, хороших сборов и частого повторения «апельсинных» спектаклей.

Смешной разговор Святослава с Пайчадзе по телефону.

Я решил послать телеграмму Экскузовичу, указывая, что ленинградские условия больше несправедливы. Я решил напирать именно на справедливость, чтобы меня в России не смели упрекнуть за то, что я с ними торгуюсь.

Был второй раз в Christian Science Church. Опять хороши моменты, когда все молчаливо погружаются в «Отче наш» в толковании Christian Science и когда делается урок, но опять стоило большого труда примириться с номером соло, спетым качающимся голосом и, главное, ужасном по музыке (наверное, писал американец). Псалмы, наоборот, очень милы; один оказался со странными пустотами - аккордами без терций. Оказалось, его написал Гайдн, а затем он был адаптирован к словам Christian Science. Вышел я из церкви в очень хорошем настроении.

Концерт в пять часов. Мой номер в шесть.

Когда я пришёл, то оказалось, что даже нет артистической комнаты: пальто надо складывать тут же за кулисами на стуле. Играл я довольно хорошо, лучше, чем два года назад у Кусевицкого. Но у всякой вещи наступает какой-то момент, когда эта вещь вдруг пошла сама собою. Так этот момент ещё не наступил. У 3-го Концерта он наступил только год назад в Америке. Были моменты, когда я начинал волноваться, но я боролся через Christian Science и напоминал себе, что однажды я уже был исцелён от волнения и что к нему не должно быть возврата. Батон дирижировал, разумеется, неважно, а во вступлении к третьей части закатил такой темп, что я еле мог начать. Я стал задерживать, как мог, и к чести Батона будь сказано, он за мною пошёл, но это стоило мне таких усилий, что всё исполнение первой половины третьей части было не исполнением, а рубкой топором. Успех был хороший, вызывали раза четыре. Впоследствии выяснилось, что Пташку со знакомыми еле пустили в зал, хотя меня накануне заверяли, что ей будет ложа. Чёрт возьми, играешь им даром, а они даже не могут ложу устроить, хотя и были пустые. Я страшно рассердился и сказал, что с нищими можно только тогда иметь дело, когда они умеют быть вежливыми. Так как в этот момент из администрации концертов Pasdeloup не было никого, а был только Blois, то вместо них попало ему - зря, конечно. Он, кажется, очень обиделся.

Обедали с Fortier, я в первый раз ел улитки. Вечером были у Pruniиres'a.

После вчерашних усилий сегодня проспали. Принялся за 3-й Концерт. Вчера сбыл Второй - теперь надо приниматься за остальную программу. Правил автомобилем, учил demi-tour, т.е. маневрирование с поворотом обратно. Вечером были на какой-то глупой пьесе, на которую пригласил нас Fortier.

Хотя с паспортами дело ещё не уладилось, но отъезд в Россию явно близится. Какие бы успехи мне там не прочили, а всё же это - путешествие в неведомое царство, из которого за последнее время вышло много ужасов и насилий.

Тем интересней было сегодняшнее письмо от М.Г. Кильштетт, моей бывшей либретистки «Ундины». Теперь ей седьмой десяток, она бывшая генеральша и сотрудница «Нового времени», а как она хвалит теперешнюю молодёжь, с которой не теряет контакта, и как бодро смотрит на творящееся в России!