Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

С приближающимся отъездом - всякие новые дела, да играть на рояле надо больше. Поэтому занятия с «Огненным ангелом» начинают усыхать. Уже конченный пятый акт не дооркеструю.

Делал тематический разбор моей «Увертюры» Ор.42 для Держановского, который поместит его в журнал, всецело посвящённый мне по случаю моего приезда.

Играл, правил автомобилем, заказывал тёплое пальто для России. Учитель говорит, что надо взять ещё несколько уроков прежде, чем держать экзамен. Экзамен бывает иногда каверзный. Танцман, например, провалился три раза.

Был Лабунский. Он получил предложение от Musical America давать туда ежедневную корреспонденцию из Парижа. Будет получать тысячу франков в месяц. Первое интервью он делает со мною. Очень мило, но в самом продажном журналишке будут удивлены: почему начинает с Прокофьева.

Ввиду накопившихся дел и желания закончить то, что можно до отъезда, решили выезжать в гости как можно меньше, и даже Новый Год было собрались вовсе не встречать. Но потом сговорились с Самойленками и поехали к ним запросто, Борис Николаевич имел температуру, и мы уговорили его остаться в халатике. Встречали сначала в десять, по-московски, но потом кто-то запротестовал, что не желает встречать по-большевицки. Тогда встретили ещё в одиннадцать, по-берлински, и в двенадцать, по-парижски. Было мило и просто.

Первый день нового года прошёл в работе.

Ездил в Meudon, на могилу мамы. Я давно там не был. Могила немного заросла. Я велел её вычистить и посыпать гравием.

Телеграмма от Малько в ответ на моё письмо от 23 декабря. Въезд и выезд будут устроены и соответствующие инструкции даны в советское посольство в Париже. Это звучит уже лучше, чем слова консула во время моего визита к нему.

Была Mlle de Saussine, по рекомендации Blois, скрипачка, желающая выступить со мною в концерте. Но, проигрывая сегодня мой Скрипичный концерт, она несколько раз сбилась. Советовал ей подучить и отложить разговор до того времени.

В декабре моё сердце было как будто лучше, но в последние дни снова начало душить меня за горло. Я пошёл к Miss Crain. Рассказал ей, что пытался сам над ним работать, но не достиг результатов. Она сказала, что очень хорошо, что я пришёл к ней: «Я сама была исцелена от сердца, и я знаю, вы тоже будете исцелены». Сказала она ещё интересную мысль, граничащую почти с игрою слов: «Принято считать сердце двигателем (motive) организма, поэтому важно контролировать, что именно движет сердцем (motives)». Она дала мне treatment. В связи со вчерашним посещением могилы мамы, я спрашивал её, приносят ли пользу умершим молитвы о них. Она ответила: нет. Умерший продолжает развиваться и в той жизни, но не надо вмешиваться в это развитие. Вернувшись домой, я задал тот же вопрос Горчакову, и он, с обычной своей убеждённостью, ответил: конечно нет. Но для меня это не совсем понятно.

Держал экзамен на получение carte-rose, т.е. на право управления автомобилем. Боялся, что провалюсь. И в самом деле, я ведь только-только научился ездить и был, разумеется, не твёрд, поэтому, если экзамен потечёт гладко - то я могу его выдержать, но при малейшей неожиданности или нервности - сразу наделаю глупостей.

Идя на экзамен, рассуждал ещё с собою по принципам Christian Science: чего я боюсь? Злого экзаменатора? Но надо помнить, что он также отражение Божье, как и я, и, стало быть, мне неестественно его бояться. А раз я не буду его бояться, то, значит, я буду править не хуже, чем на последних уроках, поэтому я должен пройти. Если же я всё-таки не пройду, то, значит, я просто ещё плохо правлю, и слава Богу, что меня в таком виде не выпустят на шумные улицы Парижа.

Экзаменатор в самом деле оказался довольно приятным. Экзамен начался в одном из боковых переулков на avenue de la Grande Armée, и притом с довольно трудной вещи: я должен был двинуться на подъёме и сделать трудный поворот, причём на меня вылетел автомобиль, и я дал ему дорогу. Экзаменатор выругался, но не по моему адресу, а по адресу вылетевшего автомобиля, который должен был уступить мне дорогу.

Затем я сделал ещё несколько маневров, ответил на три вопроса и, получив розовый лист, с сияющим видом вернулся домой.

Моё посещение Miss Crain дало замечательные результаты, и я с моим сердцем почувствовал себя гораздо лучше; затем мне показалось, что как будто дальнейшего улучшения нет, скорее, как будто опять хуже, и я был у неё второй и третий раз. Она спросила, нет ли ещё чего, на что я могу пожаловаться. Я упомянул о головных болях. Miss Crain дала мне определение Бога в Science and Health и сказала, что нет смысла прочитывать это быстро, но надо над каждым словом, над каждым определением подумать несколько минут и осмыслить его, тогда перед глазами вырастет нечто огромное. И при этом надо помнить, что мы - отраженье Божье.

Дело близилось к отъезду в Россию.

Сегодня отъезд в Россию. Одновременно с этим ликвидация квартиры на rue Troyon. А потому - уборка, сдача инвентаря, укладка и толкотня. Даже волновались, боясь, что не кончим всего к отходу поезда. У одного из чемоданов, только что купленного, не оказалось ключей. Горчаков, хотя и скаут, не мог завязать по- человечески ни одного пакета, несмотря на то, что узлы, по его мнению, он делал специально скаутские. Под конец действительно пришлось порядочно спешить. По дороге завезли в издательство различные предметы: некоторые из остающихся чемоданов, картины и прочее, и попали на вокзал за десять минут до отхода поезда, когда там собралось уже порядочно народу: Боровские, Самойленки, Пайчадзе и т.д. Поезд страшно шикарный, синий, с золотой отделкой; я выбрал его нарочно, наперекор стихиям, дабы не жалели бедных уезжающих в страну большевиков. Ехать к пролетариям - так с «Норд-экспрессом». Было много конфет, оказавшихся очень вкусными, и отъехали весело.

У Пташки и у меня было по отдельному купе, которые соединялись друг с другом. Тут бы и выспаться, но в полночь разбудили на немецкой границе. Осмотр вещей и паспортов, довольно поверхностный, но когда я заикнулся о большом багаже, немецкий чиновник заявил, что таких сундуков в багажном вагоне нет, несмотря на то, что я отлично помнил, как их на моих глазах погрузили в него.

В дальнейшем так и оказалось, что добрый немец напутал, но его утверждение испортило настроение и сон.

Утром Берлин, Вебер и Таня Раевская на вокзале. Сашка опять не появился, представив уважительную причину - грипп, если не врёт. Первым долгом пошли заказывать ключи для чемодана, купленного в суете без них. Иначе неудобно сдать на хранение, даже честным немцам. Затем вчетвером пили кофе в большом кафе на Унтер ден Линден. Потом делали покупки, главным образом подарки для России или поручения из неё, словом, то, что не успели купить в Париже. В отель «Фюрстенгоф» я пригласил завтракать ту же компанию плюс жену Вебера. Затем были в издательстве - надо было обсудить кучу мелких вопросов. Мой отчёт за истекший 1926 год ещё не готов, но, по-видимому, он не перевесит предыдущего. Видно, не каждый год скакать в семь крат, как это было с 1924 года на 1925. Продажа сочинений Стравинского падает, но это с толикой вознаграждается сильно поднявшейся тантьемой за исполнение их. Из издательства Пташка поехала на веберскую квартиру упражняться, а я пошёл покупать стило [274] Авторучка, от stylo (фр). Кучерявому.