Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Вечером дома захотелось сочинять пьесу для оркестра, не слишком сложную... «Сказку»? Вскоре стал ясен план: простая, спокойно-лирическая, повествовательная тема, которая возвращается несколько раз в неизменном виде, разграничивая собою ряд эпизодов, один бурный, другой радостный, третий лирический. Программы нет (к сведению будущих критиков), но, взамен готового сюжета, свободное поле для воображения слушателя.

Был у Адамса - и развод состоялся. Расстались мило и Адамс просил обращаться к нему всегда, когда он мне понадобится. От него отправился к Майеру, который очень желает быть моим менеджером. Он начнёт переговоры с фортепианными фирмами от себя, не от меня, конечно.

От Кампанини наконец письмо и неподписанный контракт с маленькими изменениями. Опять оттягивает время и несколько сотен долларов – переписку второго экземпляра партитуры. Но важно, что теперь у меня в руках появились уже документы.

На рояле не упражнялся, оперы не сочинял, но с удовольствием сочинял «Сказку» для оркестра [5] Впоследствии - тема для вариаций во 2-й Симфонии. (Примечание автора). . Почему я вдруг за неё взялся? Вероятно, причина - инструментовка романса Римского-Корсакова: я получил большое удовольствие, слушая его в оркестре, и теперь захотелось написать пьесу для оркестра.

По рекомендации Башкирова плюнул на изменения в контракте и. подписав его, послал Волкову (не Кампанини).

«Сказка» немного движется. Право, я напрасно взялся за неё. Оно, конечно, привлекательно, но раз «Апельсины» вновь наладились, не надо отвлекаться.

Решил продолжать писать «Сказку», но как только получу контракт, отложить её в сторону и кинуться на второй акт, написав его залпом.

Разговаривал с двумя менеджерами и теперь оба ищут для меня деньги. Мой 2-й recital, вероятно, в начале февраля.

«Сказка» ничего (то, что написано), но дальше сегодня не подвинулась. Поэтому учу сонату Чайковского.

Идея рассказа об идеалисте, косвенно подкупленном богачом. Начал писать.

Болели зубы. Сделал мало.

Много играл на рояле. Сделал либретто первой картины второго акта. Кое-что подсочинил в «Сказке».

Сегодня либретто всей второй картины второго акта. Даже удивительно, как она скоро написалась (в один час), но план и даже некоторые выражения были готовы раньше. Кроме того, я писал её с большим увлечением. А это всегда важно для скорости.

Играл. Раз «Сказка» не ползёт и оперу я не пишу, надо привести в порядок, предстоящий recital. Но ни Майер, ни Хензель не достали ещё денег, а две тысячи на общую рекламу - это мой исходный пункт для дальнейшей концертной деятельности.

Вечером получил от Мmе Lewisohn два кресла в первом ряду в Метрополитан и, похитив Мmе Самойленко, отправился с нею на премьеру (этого сезона) «Золотого петушка».

Получил большое удовольствие.

Удалось, наконец, отправить маме письмо с американским консулом, отправляющимся в Тифлис. Письмо дойдёт только через полтора месяца, но и то спасибо, а то вопрос с мамой - моё больное место.

Сегодня не вытерпел и, хотя контракта ещё нет, начал второй акт. Однако первые такты долго не давались (отвык сочинять), а потом пошло.

Ужасно милая американка. Наконец-то.

Опера идёт отлично: быстро, легко и приятно.

Так как уже пора приехать Кампанини в Нью-Йорк со всею труппой на гастроли, то я, не получая контракта, пошёл его разыскивать, нашёл его офис, а в офисе и самого маэстро. Я отправлялся с единственной боязнью, что я изругаю его и Кана, и вообще устрою скандал. Но Кампанини имел симпатичный вид и воскликнул: «А, маэстро!». Контракт он уже подписал в понедельник и велел своему менеджеру препроводить мне вместе с чеком. На днях я его получу. Кампанини спросил, начал ли я сочинять, я ответил: «Некоторые эскизы набросал...» и, пожелав ему успеха, ушёл, считая его и Кана убеждёнными мерзавцами.

«Марш» - и затем картина быстро пришла к концу. Я даже не предполагал, что кончу её сегодня. С такою быстротою и лёгкостью у меня, кажется, не писалась ни одна вещь. Вначале меня одолевали сомнения, да хорошую ли музыку я пишу или просто так себе. Но теперь я бросил сомнения и просто сочиняю.

Был на концерте Ямады, японского композитора. Это бездарь в симфонической музыке, но один романс на японскую тему (вернее, японская тема) мне понравился.

Вечером был у Башкирова, который несколько в минорах и говорил софизмы. Причина - скверная политика: почему союзная конференция пригласила от России и большевиков, и анти-большевиков? Да ещё куда - на Принцевы острова. Я очень слежу за политикой, хотя часто теряю нить, куда всё это идёт. Когда земной шар несколько соскочил с оси, то трудно учесть все феномены, которые могут произойти.

Вожусь с антрактом. Надо, чтобы бойкий марш подготовлял празднество.

Haensel объявил, что он может сделать рекламу в журналах в кредит, с уплатой осенью, и вообще он, по-видимому, хочет заняться мною серьёзно, поэтому я решил остановиться на нём и мы назначили концерт на семнадцатое февраля. Это немного поздно, но если раньше, то совпадает с «опасными» концертами в Carnegie Hall'e.

Дошёл до драки Уродов, но завяз на ней.

28 января

Рахманинов в первый раз сегодня исполнял новую редакцию 1-го Концерта. Я очень люблю первую часть, наивную и поэтичную, хотя и продолжительную. Теперь всё переделано очень ловко и гладко, но когда Рахманинов решается «подпустить модернизм» в виде параллельных трезвучий с квинтами, то это неприятно режет ухо - не стильно. Также неудачна новая заключительная партия, которая после мечтательных побочных партий трубит самым отвратительным образом. Про вторую и третью части принято было говорить, что они просто плохи, но теперь, в новой редакции, вторая часть оказалась очень красивой, и только финал, увы, по-прежнему плох. Исполнение концерта имело у публики большой успех.

Инфлюенция ещё не стихла и триста случаев отмечаются каждый день. А сегодня ужасная пневмония в одни сутки скрутила бедную Мmе Шиндлер, милую, здоровую, красивую женщину. Шиндлер убит, Больмы в слезах. Я очень им сочувствую, но не показываюсь к ним - боюсь заразы.

Сегодня мне надо было вырвать три зуба согласно обширной программе починки моего рта, выработанной доктором Hussa, здешним знаменитым дантистом. Здесь рвут зубы «с газом», т.е. с усыплением газом на пару минут. Когда я уже сидел в кресле, то меня остро интересовало, как это произойдёт, что я сейчас потеряю сознание, превращусь в небытие настолько, что не замечу, как меня лишат зубов, а через минуту опять сделаюсь самим собою и вернусь обратно, побывав неизвестно где. Мне поднесли ко рту резиновую кишку с широким резиновым раструбом, который закрыл мне весь рот, и велели дышать спокойно. Я почувствовал, что начал вдыхать газ, но он не производил никакого впечатления и даже был приятен на вкус. Так длилось секунд десять, и я уже решил, что свойство моего организма таково, что этот газ не будет иметь на меня действия. Но в это время мне начало вдруг перехватывать дыхание, и я стал болезненно задыхаться. Хотелось руками схватить этот раструб и отбросить ото рта. Но я, хотя всё уже задёргивалось вокруг меня светлой пеленой, имел ещё достаточно ясное сознание, чтобы отдать себе отчёт, что надо содействовать доктору и не мешать. Поэтому я крепко сжал свои пальцы и не подвинулся. Затем я потерял сознание и ощущения, если так можно выразиться, были геометрические, т.е. я не видел, но чувствовал какие-то геометрические формы, вероятно, это были формы зубов, которые мне вытаскивали. Очень ярко было соображение, когда один из зубов вырвали не сразу, а пошевелили им в только что образовавшейся ране. Это был, должно быть, второй зуб. Но затем моя память совсем потеряла власть, хотя к третьему зубу действие газа, очевидно, начало ослабевать. Вырывание этого зуба было мне определённо болезненно, но я уже не понимал, что мне рвут зуб - ощущение было каких-то больших жерновов. После этого я стал приходить в себя (ощущение очень приятное) и увидел перед ртом плевательницу. Доктор говорил: плюньте, точь-в-точь, как Труффальдино Принцу. Первое сознание было: всё-таки эксперимент довольно сильный, и если мне вырвали только один зуб, то остальные надо отложить до завтра. Я спросил ещё заплетающимся языком: «One or three?» [6] Один или три (англ). Доктор ответил: все три, и вы вели себя прекрасно. После я расчленил свои полусознательные впечатления на три зуба, но в это время мне показалось, что всё мелькнуло так скоро, что, конечно, больше одного зуба мне вырвать не успели. Дальнейшее прихождение в себя было быстрое и приятное. Девица совала мне в рот бумажный стакан с холодной водой, и я полоскал рот. Я бодро встал с кресла и отправился домой. Кровь сочилась ещё часа три.