Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Успех был большой, публика столпилась у эстрады. Бисов - 3. Всех вызовов, кажется. 3 + 3 + 4 + 8 = 18.

В артистической меня окружала порядочная толпа, в том числе много красивых девиц и дам. Молоденькая Гертруда скромно жалась сбоку, а Дагмара Годовская храбро висела на руке. Её атаки и её подруги Либман становятся энергичнее. Затем я пил чай у Cherris с Самойленко. а вечером играл в бридж.

Сегодня день рецензий, которые оказались хуже, чем я играл и хуже, чем был успех. Однако некоторые были весьма недурны и отмечали нежность исполнения.

Была у меня Гертруда, которая вчера прислала пачку роз, и вела себя как настоящая американка: заявила мне прямо и просто: «I love you» [8] Я люблю вас (англ). и сказала, что ревнует меня к Дагмаре, которая держала меня вчера под руку.

Я ответил:

- It is because Dagmar has more passion than you [9] Это потому, что у Дагмары больше страсти (англ). .

Гертруда:

-I am also passioned but I control myself [10] Я тоже обладаю страстью, но я себя контролирую (англ). .

Результат концерта: приглашения от Ampico и Duo Art. двух механических роялей, предложение наиграть им руло [11] Звуковой валик, носитель записанного звука у механического пианино, от французского rouleau. . По-видимому, я смогу получать теперь по двести пятьдесят долларов за пьесу (то, что я безрезультатно просил осенью) и даже больше. Одно предложение исключает другое. Поэтому надо выбрать и заключить договор с одним из двух.

Дагмара звонила по телефону в два часа ночи, спрашивая, снится ли мне она. Я хочу в отместку позвонить ей в полседьмого утра.

В «Апельсинах» Принц бежит и его ловят. Но работа движется урывками и помалу, потому что отрывают.

Днём был на концерте Рубинштейна, его первом нью-йоркском дебюте. Играл он хорошо, местами поражая, но иногда бледновато. Лучше всего модерную музыку: Альбениса и Дебюсси. После концерта чай у Либман, где опять Дагмара. Вечером Либман и Дагмара потащили меня в какой-то маленький театр, откуда мы отправились в студию к их знакомому, где был камин настоящий, с дровами, а не американский, газовый.

Не дают сочинять переговоры с механическими фортепианами. Надо ходить слушать ролики, у кого лучше, и умно выжимать условия. Всё же немного сочинил.

Вечером был в «Метрополитен» на скучном «Пророке». Вытащил меня Рубинштейн в ложу с Безансони, его подругой и новой для Нью-Йорка звездой меццо-сопрано. После спектакля ужинали в нарядном Cristal Room'e. Рубинштейн советовал мне ехать летом в Южную Америку, где можно делать большие деньги.

Кстати, от recital`я убыток двести тридцать долларов. Плохо. Я надеялся, что, по крайней мере, сыграем вничью.

С Башкировым была эти три недели крошечная размолвка (он не навестил меня, когда я чувствовал себя плохо), но сегодня он мне первый позвонил. Это делает ему честь, и я сейчас же заехал его навестить.

Сегодня работал больше, потому что меньше мешали.

Вечером был на втором выступлении Рубинштейна, Концерт Брамса. Хорошая и скучная музыка, сыгранная на этот раз отлично. Большой успех, а затем ужин у Рубинштейна в отеле, куда я поехал больше из-за Дагмары. Но набилась куча всякого народа, болтавшего на всех языках.

Днём концерт Рахманинова, наконец, с русской программой, и даже модерной: Рахманинов, Скрябин и Метнер. Сыграно превосходно, но выбрано плохо. Когда я зашёл в артистическую, где была куча народа, то Рахманинов меня принял очень странно: протянул большую, мягкую и любезную руку, но не прекратил разговора с каким-то джентльменом. На это можно обидеться, но идея в следующем: три года назад я неосторожно, хотя и за дело, покритиковал ему в лицо его исполнение Скрябина. Теперь он остерегался неподобающих рассуждений.

Так как человек, который приходит убирать мою квартиру, заболел испанской инфлюенцией, то сегодня убирала её хозяйка. Она подобрала шпильки, которые растеряла Дагмара (7 штук) и с холодным укором разложила их шеренгой на белом мраморе камина. Каждая шпилька колола меня за возмутительное поведение. Я сначала ахнул, потом покраснел, а потом мне было очень весело.

Подписал контракт с Duo Art на пять лет, по пять пьес каждый год, по двести пятьдесят за пьесу. На пять лет много, но при меньшем сроке они не станут тратить деньги на широкую рекламу. А это важно. Кроме того, я немедленно играю за два года, т.е. десять пьес, и получаю две с половиной тысячи долларов. Если к этому прибавить полторы тысячи, которые я получу за клавир «Апельсинов», то нежданно-негаданно моё лето оказалось обеспеченным. Я всё-таки никак не ждал, что выкручусь из положения. Думал, опять придётся занимать.

Дагмара сегодня не звонила, но она меня всё-таки обожгла. И вечером, лёжа на диване, я одобрительно восклицал: «вот проклятая девчонка!» и смеялся, вспоминая афоризм: «Бедный Годовский, такая дочь!»

Позвонил вернувшийся из Чикаго Капабланка (из трёхсот партий он проиграл три) и мы вместе завтракали. Затем я заторопился домой, потому что должна была прийти Гертруда. Она явилась, как всегда, аккуратно и независимо, и сказала, что одна очаровательная girl, которая в восторге от моего концерта, хочет прийти приветствовать меня. Она скоро должна пройти мимо по улице и если я хочу, чтобы она зашла, то Гертруда сделает ей знак. Я сначала сморщился, но так как Гертруда доказала, что она очень хороша собой, то я сказал all right и действительно сигнализация состоялась.

Явление своей очаровательностью превзошло все ожидания. Это была изящная американка, тонкая и гибкая. Из-под огромной шляпы выглядывало очень красивое лицо и выбивались густые волосы тёмной блондинки. Она просила простить её, что пришла без спросу, но она была в таком восторге и от моей музыки и от меня! В результате обе пробыли у меня больше трёх часов (я не отпускал их), причём Стелла Адлер, так звали её, была так прелестна, так мягка, так нежна и мечтательна, что Гертруда исчезла на третьем плане и дело кончилось драмой.

Второй акт быстро движется к концу.

Вечером я пошёл на «Пелеаса». Раньше мы собирались на него с Дагмарой, но ввиду отсутствия телефонов я отправился самостоятельно. В результате оба попали в одну и ту же ложу, так как оба получили пропуски от дирекции. Я ужасно хотел углубиться в слушание оперы, которая меня близко трогала, но, с другой стороны, присутствие Дагмары не могло оставить меня спокойным, а потому Дагмара испортила мне «Пелеаса», а «Пелеас» Дагмару. Я расстался с Дагмарой холодно и вернулся домой расстроенным. Камин, трубка и несколько философских мыслей возвратили мне равновесие.