Артём Драбкин - Разведчики

Нас в семье росло двое сыновей: я и мой старший брат Лева, он с 1921 года рождения.

В 1940 году Леву призвали в Красную армию, брат попал служить на Дальний Восток, в стройбат, но в 1942 году мы с Левой случайно встретились на фронте, на передовой, под Воронежем, он воевал в артиллерийской разведке в артполку моей дивизии, был награжден тремя орденами и медалью «За отвагу». Брат умер в 2002 году…

Я учился до 1937 года в еврейской школе, потом продолжил обучение в русской школе-десятилетке, которую закончил 21/6/1941. Хотел стать кадровым военным и в апреле 1941 года, по направлению из военкомата, вместе с девятью ребятами из нашей школы поехал в Орел проходить отбор в летное училище. Но из десяти претендентов в «сталинские соколы» прошли сито отборочных комиссий только двое, а остальные, включая меня, вернулись в Сураж заканчивать 10-й класс. Я все равно решил, что после получения аттестата пойду в военно-пехотное училище…

Многие чувствовали приближение войны, мой отец говорил: «Надвигается большое горе, скоро будет война с немцами», и наш школьный военрук Смирнов на занятиях как-то сказал: «Война совсем рядом»… И даже мы, молодые парни, осознавали, что война неизбежна, но кто из нас мог тогда представить, даже в самом кошмарном сне, чем обернется для нас эта война, сколько ребят с нее не вернется и какой долгой и кровавой она окажется. Большинство моих сверстников 1922 года рождения призвали в армию еще в 1940 году, и большая часть призывников из Суража тогда попала служить на западную границу, в район Бреста и Белостока, из них в живых остались считаные единицы. А мне, как и другим ребятам, родившимся во второй половине двадцать второго года, дали возможность закончить среднюю школу, доучиться до призыва…

22/6/1941 в 12.00 я узнал о нападении Германии, а уже вечером пришла повестка из военкомата. Но меня сразу не мобилизовали, а поручили разносить повестки призывникам. Придешь к кому-нибудь повестку вручать, где матом встречают, а где и с вилами на тебя бросаются. В городе было создано народное ополчение, отряд примерно в семьсот человек, нас учили стрельбе из малокалиберной винтовки, показывали приемы штыкового боя. Ополченцы несли охрану мостов и объектов, патрулировали город, а фронт тем временем приближался к Брянщине.

В нашем районе еще до войны стояла кавалерия, части корпуса Городовикова, в конце июня эскадроны под звуки оркестра уходили на фронт, а через несколько недель остатки кавалерийских полков отходили на восток через Сураж, уже безлошадные, кто седло на себе несет, а кто только при карабине и шашке. Кавалеристы нам говорили: «Уходите из города, скоро немцы будут здесь»… Но самовольно никто покинуть Сураж не имел права. Вскоре всех ополченцев и всю молодежь допризывного возраста из Суража и окрестных сел по приказу военкома собрали вместе и колоннами повели на восток.

На лесной поляне, за городом, сидели за столом представители местной власти, и секретарь горсовета Моисей Ошеров лично забирал у нас паспорта, которые складывали в мешок. Я, отдавая свой документ, спросил его: «А как же мы будем без паспортов в военное время?» Но Ошеров резко ответил: «Это не ваше дело».

Вел наши колонны военком, капитан Зунтов, маршрут движения пролегал через Унечу, Стародуб, Трубчевск, Погар… и дальше на Воронеж. В Трубчевске мы перешли мост через Десну, и здесь Зунтов приказал технику-строителю горсовета, командиру запаса Воронину собрать отдельную колонну из людей пожилого возраста и вести их на юго-запад… В этой колонне был и мой отец, и вместе с другими «стариками» он попал в руки к немцам… О судьбе отца я узнал только в конце сорок пятого года, когда прибыл из Германии в отпуск в родной Сураж. Иду по улице, а навстречу мне этот Воронин, я к нему подошел и спрашиваю: «Товарищ Воронин, а где мой папа?» – «А как его фамилия?» – «Красильщиков Евсей Волькович». – «Когда мы перешли мост через Десну, нам приказали идти на запад, к Чернигову, где нас должны были встретить наши.

Но никто нас нигде не ждал, мы нигде не видели никаких красноармейцев, и мы сами «притопали» прямо к немцам. Идем по дороге и вдруг видим, немцы со всех сторон!

Мы сначала остановились как вкопанные, потом поднялась паника, но бежать уже было поздно, нас окружили и погнали в лагерь. Всех евреев отделили и бросили за колючую проволоку, не давали им не пить, не есть. Мы находились «в загоне» рядом, бросали им куски хлеба за проволоку, но постепенно все наши суражские евреи стали умирать от голода. Сначала помер ваш сосед Брагин, а потом умер твой отец. Всех евреев уморили голодом, а русских из Суража вскоре отпустили по домам…»

А что стало с колонной молодых призывников?

До Десны мы еще шли организованно, но когда перешли через реку и нам приказали остановиться на ночевку прямо в поле, то уже следующим утром мы не досчитались трети от личного состава колонны, многие наши земляки, русские и украинцы, сбегали назад в Сураж и его окрестности. Многие деревенские двигались с нами на восток на подводах, так они ночью на лошадях смылись по домам.

До Воронежа из нашей «молодежной колонны» дошло всего человек сто, в основном евреи и комсомольские активисты, а остальные… – решили «не рисковать».

Судьба дезертировавших призывников сложилось по-разному, кто-то потом пошел на службу к немцам в полицию и в каратели, например, предателями оказались два моих соученика: Анатолий Гладченко и Александр Копацкий.

Кто-то стал брянским партизаном, но многие из сбежавших из колонны призывников летом сорок первого, еще два года «молча отсиживались в хатах», были «ни вашим, ни нашим» и «пахали на немцев» вплоть до самого освобождения Суража, но тут их сразу «замели» на передовую полевые военкоматы, и фактически все они попали в пехоту и погибли в конце 1943 года в боях за Оршу и Гомель.

А из нашей группы, в которой было примерно двадцать еврейских парней 1922–1924 г.р. с моей улицы, выжил только я один, а все остальные ребята пали смертью храбрых в боях за Родину… Мы дошли до Воронежа, остановились в какой-то роще, где к нам подошел командир в звании лейтенанта и спросил: «Откуда пришли?» – «Из Суража». – «Оставайтесь на месте, к вечеру всех вас отправим». Потом мы прошли пять километров до железнодорожного вокзала, где нас накормили, а потом посадили в теплушки, и мы прибыли на станцию Хреновая. Здесь, нас, призывников, распределяли по колхозам, на помощь в уборке урожая. Я все время держался вместе со своими товарищами: Мишей и Соломоном Каганами, Гришей Лившицем и Мельцером, но здесь наши дороги разошлись. После войны я узнал, что мои друзья все погибли осенью 1942 года в боях в Сталинграде.

А тогда в Хреновой я шел по железнодорожным путям и увидел эшелон с эвакуированными, среди них было много наших земляков из Суража, заметил моего школьного учителя Исая Исааковича и родителей моего друга Соломона Болотникова (их сын в 1942 году попадет в плен под Воронежем и будет, как еврей, расстрелян немцами на месте). Они рассказали мне, что мама успела на последнем эшелоне покинуть Сураж, и ее уже отправили вместе с другими в Челябинскую область. Я сел в поезд и поехал на восток, вслед за матерью. Когда в дороге патрули проверяли документы, то я предъявлял комсомольский билет. Добрался до Куйбышева, оттуда до Кинели, где проживала наша родня, семья тети, и у них узнал, что мать находится в колхозе «Красный казак» в селе Солонянка Троицкого района Челябинской области. Через три дня я отправился снова в путь, доехал до Троицка и оттуда пешком пошел в Солонянку. Иду по дороге, вижу крест церкви, деревня находилась в низине, и тут навстречу мне идет мой родной дядька Лившиц (через год он погибнет на фронте). Дядя долго не мог прийти в себя от удивления, откуда я здесь взялся, как их нашел?! Ну и мама, конечно, обрадовалась…