Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Я собрал молодых летчиков, чье эмоциональное состояние и ощущения во многом были схожи с чувствами их погибшего товарища, и все вместе мы долго беседовали с отцом погибшего летчика. Мы долго беседовали, и мне казалось, что он начинает постигать те реальные условия войны, которые сложились на Сталинградском фронте и о которых человеку несведущему рассказать просто невозможно. Выслушав нас, отец летчика спросил:

— Где находится могила сына? Отведите меня на могилу, я хочу побыть с ним.

Я молчал. В горле у меня стоял комок. Он так и не понял всего до конца. Что я мог ответить этому пожилому человеку? Какая там могила, под Сталинградом! Сбитые или подбитые в бою, они падали в Волгу или на развалины города…

Чтобы отвлечь его, я стал рассказывать, как погибали мои товарищи в начале войны в сорок первом году. И он вдруг понял. Он понял, что могилы нет. Уронив голову и обхватив ее ладонями, он плакал. Я сказал, что могила его сына будет в Сталинграде, когда мы разгромим немцев.

Он прожил у нас еще несколько дней. Смотрел на нашу напряженную работу, ужинал с нами. А затем уехал.

По распоряжению командующего 8-й воздушной армией представители истребительных и штурмовых авиаполков получили задачу выехать в войска, на передовую, к высоте 102,5 для наблюдения за действиями авиации противника, для изучения его тактики.

Высота 102,5 — это знаменитый Мамаев курган.

От нашей истребительной группы к выезду готовились штурман истребительной авиадивизии Лавский, я и летчик соседнего полка Шапиро. Мы понимали, что командующий армией Т. Т. Хрюкин ищет в сложившихся условиях наиболее эффективные пути борьбы с гитлеровской авиацией. Мы, летчики, привыкли всю обстановку видеть и оценивать с воздуха. С земли мы многое должны были увидеть по-другому. Не исключалось, что с земли мы сможем увидеть то, что привычно уже не фиксируем в воздухе. А это как раз и могло бы помочь внести коррективы в тактику ведения воздушного боя и использования авиации.

В ночь на 11 сентября 1942 года мы подъехали к переправе через Волгу возле поселка Красная Слобода. Сюда [122] с правого берега подходили катера, понтоны, сгружали раненых, брали боеприпасы, пополнение и вновь уходили к городу.

С левого берега и с самой реки над Сталинградом наблюдались трассы снарядов, очаги пожаров, ракеты. Слышался гул самолетов: вражеские ночные бомбардировщики периодически бомбили город — отдельные участки и кварталы, сбрасывали мины в Волгу. Изредка доносился резкий звук залпа наших «катюш»: они, как тут говорили, «продували эрэсы». Где-то вдалеке слышны были разрывы снарядов, которые ушли с направляющих «катюш».

Наш понтон тянули два катера. На понтоне стояли автомашины с грузами, переправлялась группа бойцов и мы, авиаторы. На темной поверхности Волги — отблески ракет, пожаров. В бликах огней черные пятна нефти.

Еле уловимыми очертаниями из тьмы прорезался небольшой мысок — просто выступ — на правом берегу. С мыска подмигивал красный фонарик.

Сходим на берег. Где-то поблизости рвутся снаряды, но сориентироваться сразу — не просто. Темнеют полуразрушенные дома. Люди, машины — все, что прибыло на понтоне, быстро рассасывается в темноте. Как нам выйти в нужный район — представляем себе приблизительно. Удивляет безлюдье. Идем по мертвым улицам, изредка замечаем регулировщиков, хотя никаких машин не видно.

Когда мы уже прилично углубились в город, стали попадаться люди, машины, повозки. Кто-то дал нам нужное направление. Я заметил, что в этом же направлении движется основная масса людей. Высота 102,5, на которой нам надлежало находиться, словно магнит вытягивала на себя из ночной тьмы все живое. К рассвету туда, на Мамаев курган, добрались и мы.

Мамаев курган покрыт чахлым кустарником. Трава выжжена, отдельные деревья стоят без листьев. На склоне высоты мы втроем прикорнули у кустов. Задремали. Сна не было — какое-то забытье. Сквозь дрему слышу где-то рядом разрыв снаряда. Снаряд шальной, пущен наугад. Но вот слух уловил знакомый гул, и сна как не бывало. Идут две группы Ю-87 — «лапотники», как мы их называли. Шасси у Ю-87 не убирались, а прикрывались своеобразными обтекателями. Отсюда и прозвище «лапотник».

Западнее Мамаева кургана бомбардировщики перестроились в правый пеленг и круто, один за другим, начали пикировать. Из пикирования Ю-87 выходили низко. Сделали два захода и ушли к западу. Потом появились десять Ю-88. [123] Эти сбросили бомбы с небольшого разворота на пикировании, поэтому бомбы летели веером. Каждая бомба, пока летит, воет — очевидно, бомбы со свистками.

Появились две группы наших истребителей. Группы па разных высотах. Всего — 11 Як-1. «Яки» атаковали Ю-88 на высоте и на выводе. Подожгли один бомбардировщик. Ю-88 упал в районе немецких позиций. Там же упал и один «як».

Завязался воздушный бой наших истребителей с Me-109. В воздухе — непрерывный гул, очереди пулеметов, пушек. Бой начинает сдвигаться к юго-западу. Весь день мы наблюдали за действиями авиации. С земли действительно видно то, что в воздухе не увидишь и не оценишь. Обмениваемся мнениями о действиях истребителей.

Гул самолетов не утихал и ночью. Вражеские бомбардировщики наугад пытались нащупать наши переправы и бросали бомбы по правому берегу. Видел я ночью и старый наш тихоходный бомбардировщик ТБ-3. Он сыпанул бомбы — его осветили. Громоздкая машина ползла на малой высоте. С земли к ТБ-3 сразу потянулись зенитные трассы. Бомбардировщик загорелся.

Я вел торопливые записи, которые потом использовал па занятиях с летчиками полка. Фронтовой блокнот у меня сохранился — кое-какие заметки и сейчас читаются вполне отчетливо:

«…8 ч 50 до 9 ч 15 наблюдал работу наших «Чаек» и И-16 из дивизии ПВО. Действуют смело, атакуют грамотно, главным образом — на выходе из пикирования. Несут потери наши истребители, атакуемые сверху Ме-109. Хороню бы организовать взаимодействие Як-1 и «Чаек» и сковать действия Ме-109…»

«12 сентября. Утро. Горит кустарник, трава. Всюду запах гари. Сильный минометный обстрел, лопающиеся разрывы мин. Есть жертвы. Группа Ю-88 с пикирования сбрасывает бомбы с пронзительными свистками. Выходят из пикирования на высоте 300 метров. Здесь бы их и подбирать… Наша ЗА почти не заметна, мало ее…»

Ю-87 выходили из пикирования так низко, что я видел головы немецких летчиков. Заманчиво было бы встречать их на низких высотах, но это можно было осуществить только в том случае, если бы наши истребители имели надежное прикрытие сверху.

Неподалеку от высоты я увидел пожилую женщину, которая возилась у мостовой опоры через железнодорожное полотно. Присмотрелся: в теле опоры темнела щель, и в эту [124] щель женщина тянула на веревке козу. Под обстрелом эта картина показалась нам необычной, и мы спросили: