Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

— Куда тянешь козу-то, бабушка?

— «Куда, куда»… Не видишь, что ль — в щель, в дыру, хорониться от супостатов…

— Переправилась бы за Волгу…

— Куда мне от дома-то, старая я. Пережду под мостом…

Она по-своему осмысливала все происходящее и, очевидно, твердо решила переждать. Продолжала таскать в щель мостовой опоры разное барахлишко, сено, воду.

В 1975 году я впервые увидел мемориал на Мамаевом кургане. Я испытал большое волнение — это была все та же высота 102,5. Память возвращала меня к лету сорок второго года. Я безуспешно пытался найти следы мостовой опоры, в которой спасалась от губительного огня старушка с козой. Ходил, молчал, вновь переживал события тех далеких лет.

…Середина сентября, а точнее — третья неделя месяца считается критическим периодом в обороне города. Именно в эти дни закрепилась на Мамаевом кургане дивизия Александра Родимцева. Именно в эти дни гитлеровцы предприняли сильнейшее наступление из южной части города, нацеливая свой удар вдоль русла реки Царица, стремясь подсечь оборону Мамаева кургана и выйти к Волге через центральную часть города по руслу Царицы. Но эти тяжелейшие бои начались уже поближе к двадцатым числам сентября. Мы же попали на высоту 102,5 одиннадцатого сентября, а на третьи сутки покинули разрушенный город. С трудом добрались до переправы. Людей в городе совсем не было видно. Лишь у переправы некоторое оживление — женщины с детьми и с наскоро собранными пожитками, больные, группа раненых солдат. Солдаты, присмотревшись к нам, определили, что мы — авиаторы, и начали разговоры о бомбежках.

— Мало наших самолетов мы видим, товарищи летчики…

— Нет передышки от этих бомбежек. Да еще и свистки проклятущие… Простой снаряд и то не таким вредным кажется…

Конечно: простого снаряда заранее не услышишь. Жахнет, и все. Не зацепило тебя — живи дальше. Это мы успели за трое суток почувствовать. А бомба со свистком давит тебе на мозг, на нервы — летит на тебя и еще как бы предупреждает… Прескверная штука! И еще мины… На меня, например, мины действовали больше всего: в те дни, [125] что мы были на высоте, немцы буквально забросали нас минами.

Мы понимали солдатские упреки. Слушать было тяжело. Вопросы взаимодействия и наведения наших самолетов в воздухе надо было решать незамедлительно. В этом отношении наша поездка в город была очень полезной. По результатам поездки был составлен подробный доклад с конкретными предложениями и рекомендациями для командования и личного состава летных частей. В своем полку я обстоятельно рассказал летчикам о тактике боевых действий вражеской авиации, об уязвимых местах в этой тактике и о недочетах, которые мы подметили в организации прикрытия наших войск.

Напряженность боев в сентябре нарастала буквально с каждым днем. После четырех-пяти боевых вылетов мы чувствовали безмерную усталость. Ночи не хватало для отдыха, а с рассветом снова начинались вылеты. Я мечтал о том, чтобы выспаться, но это было непозволительной роскошью. К тому же в такой жесткой обстановке даже на день нельзя было расслабляться, чтобы не выйти из режима и не потерять формы бойца. Я это почувствовал на себе, когда вернулся в полк с Мамаева кургана. В первом же вылете на прикрытие своих войск в завязавшемся воздушном бою я чувствовал себя не в своей тарелке. Реакция была замедленная, осмотрительность срабатывала с опозданием — и это после трехдневной паузы в полетах! Все мы хорошо понимали, что в таких тяжелых боях в любом вылете каждый из нас может погибнуть, независимо от опыта и былых заслуг. Поэтому нельзя было расслабляться ни на минуту.

Даже выйдя из боя, при возвращении на аэродром, мы должны были находиться в предельном напряжении, потому что асы из гитлеровской группы «Удэт» устраивали засады над ахтубинской поймой. Я своими глазами однажды наблюдал эпизод, который на всю жизнь остался в моей памяти.

Я возвращался на аэродром на большой высоте. Вокруг меня в воздухе все было спокойно, но внезапно внизу, у самой земли, я отчетливо заметил вытянутый хищный контур «мессершмитта», который — другого слова и не подберешь! — буквально подкрадывался к кому-то. Я перевел взгляд вперед и только тогда увидел какой-то наш истребитель, который, совершенно не ведая опасности, спокойно снижался — очевидно, производил заход на посадку. За этим нашим истребителем и крался «мессершмитт». [126]

Я был слишком далеко, не имел ни радиосвязи, ни каких бы то ни было других средств, с помощью которых как-то мог предупредить неизвестного мне летчика. Прийти к нему на выручку я тоже не успевал. В следующее мгновение я наблюдал пушечную очередь Ме-109 и видел, как падает наш истребитель. А «мессершмитт» сделал разворот и вскоре сверху на фоне темно-бурого пятна ахтубинской поймы стал неразличим…

Эти немецкие охотники из «Удэт» преподнесли нам немало горьких уроков, сбивая наши самолеты на взлете или при посадке, а также атакуя одиночные или подбитые истребители, которые тянули на свой аэродром. Первая заповедь, которой мы в то время учили новичков, гласила: «Идешь на посадку — язык должен лежать на стабилизаторе». То есть осмотрительность и еще раз осмотрительность!

Надежно прикрыть свои аэродромы мы в ту пору не могли из-за нехватки самолетов, а зенитной артиллерии у нас было очень мало. Поэтому надеяться надо было только на себя и на товарища, если товарищ был рядом. Потери, которые наносили нам летчики из группы «Удэт», были весьма чувствительны, причем не только для истребителей, но и для бомбардировщиков и штурмовиков. Но даже в той неимоверно сложной обстановке я не помню, чтобы у кого-то из наших летчиков опускались руки или возникало чувство обреченности. Наоборот, мы были предельно сжаты и мобилизованы.

Неделя, прошедшая после моего возвращения с Мамаева кургана, оказалась насыщенной памятными событиями. Сейчас эти события могут показаться не столь уж значительными, но на фоне изнурительной и жесткой фронтовой жизни любая деталь, которая как-то нарушает однообразие аэродромных будней, сразу запоминается. В те дни в нашем полку появилось несколько машин Як-7. В условиях постоянной острой нехватки самолетов появление в полку нескольких машин — событие. Да и получили мы их, так сказать, внепланово, по случаю. Неподалеку от нас действовал полк на Як-7, и пришел день, когда этот полк отправился за новыми самолетами, а несколько оставшихся исправных истребителей они передали нам. Вот, собственно, и все дела, но мы считали, что на нас неожиданно свалилось целое богатство… Машины, правда, были сильно изношены, однако, несмотря ни на что, это были вполне боеспособные истребители, «яки», и потому мы были рады этому приобретению. На одном из этих Як-7 я и стал летать. [127]