Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Двоих в такую погоду нет смысла посылать: только потеряют друг друга. Послали одного — Валентина Шапиро. Летчик он был молодой — воевать начал в конце лета сорок второго года под Сталинградом (кстати сказать, с ним вместе начала воевать целая группа неплохо подготовленных выпускников Сталинградской летной школы, но все бои из этой группы прошел один Валентин Шапиро). К зиме [166] сорок третьего года это был уже зрелый и надежный летчик. На бреющем, почти над самой землей, Шапиро не только вышел точно на Цимлянскую, но и выскочил непосредственно на переправу. Причем на подходе к переправе видел, как подтягиваются гитлеровские колонны. За переправой находился поселок. Летчик увидел, что поселок безлюден, хотя, казалось бы, деваться фашистским войскам, которые подтягивались к переправе, больше некуда — только в этот поселок. Шапиро решил просмотреть соседние дороги: все это летчик делал на предельно малой высоте. Дороги, которые вели в обход поселка, тоже были пустынны. Тогда летчик вернулся к переправе, решил набрать высоту метров пятьдесят — выше не имело смысла, ничего не было бы видно с большей высоты — и с этой высоты еще раз осмотреть поселок за переправой. Когда он разворачивался над поселком, снизу раздался густой залп эрликонов. Самолет был подбит, но каким-то чудом тянул. Главное для летчика теперь было оттянуть поврежденную машину подальше от переправы. Через несколько километров он посадил машину в поле, потом две ночи шел навстречу нашим наступающим войскам. Немцы отходили по дорогам, сплошного фронта в степях не было, и летчик, прячась днем в балках и оврагах, ночами шел по снежной целине в направлении на восток. К исходу вторых суток наткнулся на армейских разведчиков, на третий день вернулся в полк…

Этот эпизод достаточно характерен для понимания того, в каких нелегких условиях вели будничную боевую работу разведчики нашего полка.

Но вернемся к тем дням, когда полк базировался в степи на хуторе Сухой. Войска фронта преследовали отходящего противника, и от воздушных разведчиков во многом зависел успех преследования отступающих гитлеровцев. Именно в те дни штаб дивизии поставил ответственную задачу обнаружить сосредоточение танков противника. Развернув карту, Б. А. Сиднев указал наиболее вероятные районы, где могли быть замаскированы танки. Эта танковая группировка тревожила наше командование. За ней тщательно следили, но вот она исчезла, словно растаяла в белой пустыне. Между тем было совершенно ясно, что ни уйти из предполагаемого района, ни быть переброшенной за слишком короткий срок эта группировка не могла. Стало быть, танки хорошо замаскированы. И не один — два, а несколько десятков, которые, сосредоточившись, могут внезапно контратаковать наши войска. [167]

Б А. Сиднев досконально объяснил ситуацию: надо искать эту группу — от наших поисков многое зависит.

Наиболее вероятными районами, где могла скрытно сосредоточиться танковая группировка, были село Усть-Быстрянское и хутор Чумаковский в низовьях Дона.

Вылетаем шестеркой. Евтихов, Глазов, Сугак, Безгребельный, Куделя и я. Кружимся над подозрительными районами. Под нами — сплошные белые поля. Бездымные, словно брошенные, хаты. И никаких следов на снегу. Ни колесных, ни гусеничных — никаких! Это держит нас в сильном напряжении. Должны быть следы: ведь по предполагаемым данным тут не один десяток машин! А следов нет.

В последние дни периодически шел снег. Это на руку гитлеровцам — снег, конечно, припорошил всякие следы. Снижаемся до бреющего полета и под свежим, только что выпавшим снегом видим приметы обычной полевой дороги. Это уже кое-что: раз есть дорога, значит, где-то должен быть и след. Надо искать. Даю команду паре — Сугаку и Безгребельному — походить на бреющем над дорогой и над вымершими хатами. Снижаюсь и я с Куделей. Разрешаю походить с «огоньком» — то есть спровоцировать на себя ответный огонь. Начинаем с бреющего «щупать» безмолвные хаты, и вдруг сбоку дома, у которого нет одной стены, видим танк! Потом — еще один, и еще… Бьем по этим укрытиям из пулеметов. В ответ — очереди эрликонов. Ну вот, это уже хорошо! Не выдержали нервы у танкистов! В довершение ко всему возле некоторых домов видим и следы гусениц: следы глубокие — свежий снежок чуть-чуть припорошил их. Сверху, конечно, не видно, но с бреющего различить можно…

Немецкие танкисты поняли, что обнаружены, и огонь по нашим самолетам усилился. Огонь густой — стало быть, их тут спрятано немало… Больше нам здесь делать нечего. По возвращении докладываем командиру дивизии об обнаружении танков. Офицеры разведки штаба 8-й воздушной армии провели уточнение наших данных дополнительно другими средствами, после чего расположение вражеской танковой группировки было окончательно установлено и уточнено. Теперь предстояло поработать бомбардировщикам и штурмовикам…

Мы учили воздушных разведчиков грамотно мыслить — сопоставлять, анализировать. Параллельно с этим уделяли много внимания штурманской подготовке — летать в таких условиях было непросто, и если подобные вылеты обходились [168] без происшествий (без потери ориентировки), то причиной тому была высокая штурманская подготовка летчиков.

На пополнение в полк стали прибывать опытные летчики из госпиталей. Я был рад, когда среди прибывших увидел старшего лейтенанта И. И. Домнина, которого я знал еще до войны. Несмотря на некоторую слабость после болезни, он довольно быстро вошел в строй и был примером для молодых летчиков.

Мы по-прежнему занимались в основном воздушной разведкой, но бывали ситуации, когда нас использовали и для прикрытия наземных войск. Это, правда, всегда делалось в каком-нибудь экстренном случае. Так было, когда группу наших летчиков подняли на прикрытие пехоты, которая по грудь в ледяной воде форсировала Манычский канал и вела бой за мост под Сальском. Что значит захватить при наступлении мост — объяснять не надо. Могу лишь добавить, что в этой ситуации обороняющиеся были в более выгодной позиции, а нашим бойцам неудача могла стоить многих жизней при повторной попытке захватить мост. И вот в разгар ожесточенного боя за мост под Сальском начали появляться группы бомбардировщиков Ю-87 — по шесть, по восемь и даже по двенадцать самолетов в группе. Срочно были подняты в воздух истребители, а ближе всех к месту боя располагался наш авиаполк.

По тревоге мы вылетели двумя группами. Когда подходили к Манычу, я увидел двенадцать Ю-87, которые, рассыпавшись цепочкой, заходили на цель. Перестроившись, мы с ходу атаковали. В результате четыре Ю-87 были сбиты, один поврежден, остальные побросали бомбы куда придется и поспешили убраться. В этом бою я сбил один Ю-87. Это был уже третий вражеский самолет, сбитый мною на дарственном «яке» Ф. П. Головатого.