Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Таким образом, находясь в еще занятом врагом городе, родители и сестра летчика узнали, что он не только жив и воюет, но что он, может быть, каждый день пролетает над городом в одном из тех быстрых краснозвездных истребителей, что все чаще и чаще теперь стали появляться в шахтинском небе. И конечно, прислушиваясь к далекому гулу канонады, с трудом сдерживали нетерпение: ясно было, что недалек тот день, когда наша армия войдет в город. Этот день сулил им не только освобождение, но и долгожданную встречу с сыном. [175]

Прошла неделя, и другая, и третья…

В один из дней марта я получил срочное задание: установить место выгрузки танков противника в районе железнодорожной станции Чистяково. Противник, намереваясь остановить наше наступление, подбрасывал резервы. На такое задание надо было посылать опытных летчиков, и я поручил это Ячменеву и Нестерову. С задания Нестеров вернулся один. Хорошо помню, с каким напряженным вниманием слушал я Нестерова.

…Район сосредоточения вражеских танков они установили довольно быстро. Район этот прикрывался сильным зенитным огнем. Ячменев снизился, уточняя расположение танков, и вражеские зенитчики сосредоточили на нем огонь нескольких орудий. Было зафиксировано прямое попадание в самолет Ячменева. Он упал возле железнодорожной станции, ударился крылом о землю и переломился у фюзеляжа. Летчик погиб.

Прошло несколько дней. Полк продолжал воевать, и неизбежные потери постепенно приглушались радостью одержанных побед. Наши войска освободили город Шахты. И вот однажды, разыскав нас с большим трудом, в полк приехали родители Ячменева. Месяца не прошло с того дня, как их сын прямо с неба подал им весть о себе. И месяц этот — что такое месяц, если с момента разлуки прошло почти два года? — пролетел как один день. Они приехали в полк к сыну при первой же возможности, и весь полк снова полоснула острая, еще незажившая боль потери.

Как могли, мы старались утешить близких отважного летчика. Помогли им немного продуктами — время было голодное, край разорен дотла, а до нового урожая еще не близко. Отрядили провожатых на обратную дорогу. Единственный орден Ячменева — орден Отечественной войны I степени — приняла на хранение его сестра. Родители летчика ненадолго пережили сына и скончались в конце войны…

Профессия летчика-истребителя сама по себе противопоказана людям пассивным, безынициативным, несамостоятельным. Она настоятельно требует развития других, прямо противоположных качеств. Для воздушного же разведчика смелость и инициативность — качества решающие.

В нашем полку людей, обладавших подобными свойствами, было немало, но среди них хладнокровием и умением в считанные секунды оценить обстановку и принять неожиданное для противника решение отличался летчик Валентин [176] Шапиро. Был он сыном большевика-чекиста, получил прекрасное воспитание. Отец его перед войной занимал высокий пост в пограничных войсках и в начале войны был среди тех, кто принял на себя первый удар фашистов, вероломно вторгшихся в пределы нашей страны. В самые тяжелые первые дни войны отец летчика пропал без вести — скорее всего погиб в приграничных районах в Прибалтике. Сын в то время учился в сталинградской летной школе, которую успешно закончил летом сорок второго года — как раз тогда, когда война вплотную подошла к Сталинграду. Свою боевую биографию Валентин Шапиро начал в тяжелейших сталинградских боях.

Я говорил о том, как тяжело было молодым летчикам втягиваться в боевую жизнь на Сталинградском фронте. Очень немногие из них остались в живых в те месяцы. Валентин Шапиро прошел сквозь сталинградские бои. Был ранен, но выжил и спустя полгода после начала своей боевой деятельности, несмотря на летную и боевую молодость, уже был закаленным и очень опытным воздушным бойцом. На земле это был немногословный, скромный человек, в воздухе — хладнокровный и умный боец, надежнейший боевой товарищ. После выполнения боевого задания он всегда докладывал обстоятельно, точно и только по существу дела, так что, как правило, после его докладов никаких дополнительных вопросов не возникало. Задания ему поручались сложные.

Однажды Шапиро вылетел с напарником на разведку вражеского аэродрома около станции Иловайская. Задание было непростое. Командованию стало известно, что на наш участок фронта противник перебросил новое авиационное соединение. Требовалось не только установить численность базирующихся на аэродроме самолетов, но и их принадлежность.

Надо сказать, что разведка крупных вражеских аэродромов всегда относилась к одному из самых сложных видов заданий. Во-первых, потому, что аэродромы, как правило, хорошо прикрыты и зенитным огнем, и с воздуха. Во-вторых, потому, что подобное задание с большой высоты выполнить трудно даже при хорошей погоде: чтобы рассмотреть опознавательные знаки вражеских самолетов, надо снижаться. А снижаться над вражеским аэродромом — это уже совсем не просто: ведь маневр чаще всего происходит прямо на глазах противника. В общем даже опытному летчику есть над чем подумать, прежде чем отправляться на подобное задание…[177]

Шапиро это сложнейшее задание выполнил и по возвращении, как всегда, сдержанно и очень точно доложил в том, сколько самолетов базируется на этом аэродроме, какие именно это самолеты. И хотя доклад, как обычно, никаких сомнений у меня не вызвал и данные, которые привез летчик, были чрезвычайно важными, все же я почувствовал, что полет этот был достаточно необычным, а Шапиро по своей природной сдержанности, очевидно, опускает ряд деталей, которые, надо полагать, считает второстепенными, Между тем из доклада летчика следовало, что он произвел на очень низкой высоте несколько заходов над вражеским аэродромом, а немцы не стреляли. Стрельбу они открыли только тогда, когда, выполнив задание, наши разведчики стали удаляться от объекта… Это было странным, и я попросил подробнее рассказать об этом. И тут открылось любопытное обстоятельство.

…Когда Шапиро и его ведомый вошли в зону аэродрома противника, им неожиданно помогли сами немцы. Но это нужно было вовремя и правильно понять. Короче говоря, едва наши истребители появились в поле зрения наблюдателей противника, как Шапиро вдруг услышал по радио четко произнесенные русские слова:

— Видите ли вы посадочное «Т»?

Спрашивала с земли женщина.

В сложившейся ситуации вопрос прозвучал достаточно неожиданно — вместо ожидаемых трасс эрликонов, вместо сконцентрированного огня зенитных батарей и возможного воздушного боя с Ме-109… Будь Шапиро менее опытным летчиком, он мог бы замешкаться с ответом, не сразу бы нашелся, как поступить и тем самым выдал бы свои сомнения. А это, конечно, означало бы — в лучшем случае! — срыв боевой задачи… Но Шапиро без всяких колебаний включился в этот странный диалог: