Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Танки, автомашины, артиллерия, массы людей — все это двигалось медленно: задерживали пробки, задерживали взорванные мосты через реку Сан, задерживали разбитые и сгоревшие автомашины и другая техника. Там, в горах, оказалось несметное количество каких-то небольших речек, безымянных потоков и ручьев — нешироких, но быстрых. Переправляться через такие потоки чрезвычайно трудно: сохранившиеся мосты и мостики явно не были рассчитаны на танки и артиллерию. Приходилось задерживаться, снова [263] возникали пробки, и именно в таких случаях вражеская авиация пыталась бомбить.

Мне, привыкшему к пространству и свободному маневру, пожалуй, впервые пришлось испытать ранее не знакомое ощущение скованности и беззащитности с воздуха. Когда знаешь, что деваться в случае бомбежки некуда, волей-неволей частенько поглядываешь наверх. И хотя у меня в руках находились средства управления воздушным боем, а над головой патрулировали мои летчики, все же нет-нет да и подумывал: «Не пропустили бы…» Генерал Баранов и офицеры его штаба не оставляли нас без внимания. Время от времени интересовались: «Ну как, летчики, к земле-то привыкаете? А то все сверху на нас смотрите, с высоты…» И понимающе: «Хотя у вас там тоже нелегко бывает…» Просьба к нам постоянно была одна: «Надежно прикройте узкие дороги и мосты-времянки. Видите, как тяжело продвигаться…» Я видел. Все маршруты конно-механизированной группы генерала Баранова были надежно прикрыты летчиками.

Впоследствии вплоть до окончания войны мне еще не раз пришлось продвигаться с наземными войсками. Я ко многому привык, перестав обращать внимание на всякие мелкие детали, которые запомнились в первый раз, научился отличать реальную опасность от мнимой и глубже понимал обстановку, складывающуюся на земле и в воздухе. Наверное, как представитель авиации в наземных войсках я впоследствии действовал более уверенно и надежно, однако и в этот раз жалоб от представителей генерала Баранова не было. Наши летчики со своей задачей справились. В основном прикрывали нас тогда летчики 85-го гвардейского полка — этот полк территориально был расположен к войскам генерала Баранова ближе других. Я согласовал с Д. А. Суяковым график вылета на прикрытие {когда мы втянулись в узость, прикрытие осуществлялось со сменой двух групп в воздухе), и этот график соблюдался неукоснительно. Во время моих переговоров с ведущими групп возле меня часто стояли танкисты, слушали мои команды и ответы летчиков. Почему-то их приятно удивляло, что летчики исполняют мои команды. Так или иначе, но не я один привыкал к новой для себя обстановке — наземникам тоже как будто непривычно было знать, что у них над головами существует им приданная надежная охрана.

Когда путь по извилистым горным дорогам был пройден и войска вышли на оперативный простор, моя миссия на данном этапе была завершена. Тепло простившись с генералом [264] Барановым и его штабом, мы отбыли к себе в дивизию. Тут я снова почувствовал себя в привычных условиях.

После возвращения я провел занятия в полках, где анализировал всякие тонкости, касающиеся прикрытия наших войск в сложных условиях горно-лесных массивов. Я подробнейшим образом рассказал о тактических приемах, которые применяет вражеская авиация — у меня была возможность пронаблюдать это с земли. Все это нам впоследствии очень пригодилось во время наступления в Румынии, Венгрии и Австрии.

В дивизии у нас с Суяковым было четкое разграничение обязанностей. Он прекрасно руководил работой штаба, а я в основном занимался вопросами летной подготовки в полках. Если начальник штаба определял общий характер задач и проводил их оформление, то я в своих занятиях с летчиками больше внимания уделял тактике и методологии исполнения с учетом накопившегося богатейшего боевого опыта.

Периодически я совершал боевые вылеты на подаренном Як-3. Напарники у меня бывали разные, но чаще всего в заключительный период войны я летал с летчиком 85-го гвардейского полка капитаном Тимофеем Лобком. Это был очень опытный и надежный напарник, мы с ним в воздухе прекрасно понимали друг друга и довольно много летали. Как правило, это были вылеты либо на разведку, либо на свободную охоту. Чаще всего мы совмещали эти задачи. Я старался не терять летной формы, хотя в те дни вражеских самолетов в воздухе было не много. Когда я сам по разным причинам не мог летать, я разрешал производить боевые вылеты на дарственном Як-3 отдельным опытным летчикам. Все они очень высоко отзывались о новой машине А. С. Яковлева. Мой самолет не стоял зачехленным, он выполнял наказ — громить врага беспощадно.

Вскоре наши войска, развивая наступление, вышли к Висле, и тут бои возобновились с невиданным ожесточением — как на земле, так и в воздухе. 30 июля на правом берегу Вислы нами был захвачен плацдарм южнее города Сандомира. С этого дня на много недель плацдарм стал местом сильных боев и приковал к себе внимание.

Сандомирский плацдарм сыграл исключительно важную роль в развитии дальнейшего наступления наших войск. Именно отсюда открывалась перспектива мощного удара в направлении Кракова, Это хорошо понимали и гитлеровцы, [265] потому бои на плацдарме и носили столь ожесточенный характер. Южнее Сандомира накапливалась мощная группировка наших войск. В течение многих дней шли непрерывные бои за расширение плацдарма.

В тот период надежное прикрытие плацдарма и переправ через Вислу с воздуха стало важнейшей нашей задачей. Эту задачу выполняла вся истребительная авиация воздушной армии, в том числе и наша дивизия.

Аэродромы нашего базирования были приближены к району переправ. Аэродром Падев находился в двадцати километрах к югу от плацдарма и представлял собой посадочную полоску, подготовленную на посевах ржи и огородах. Почва была рыхлой, местами — сплошной песок. Взлетать было тяжело. Другой аэродром был подготовлен на картофельном поле. Он был лучше укатан, но все же и здесь грунт был достаточно рыхлым. Единственный аэродром с бетонированной полосой находился близ городка Мелец. Здесь базировался 85-й гвардейский истребительный авиаполк. Но этот аэродром располагался всего в восьми километрах от линии фронта, поэтому беспрерывно подвергался обстрелу. Однажды во время очередного артобстрела снаряды разрушили и подожгли небольшое здание, в котором были боевые знамена соседнего полка. Стоявший у знамени часовой получил ожоги, но знамена из горящего помещения вынес. К сожалению, в памяти не сохранилась фамилия бойца.

Постоянный артобстрел изматывал личный состав. Во время обстрела мы несли потери. Приходилось вывозить личный состав на отдых за пределы зоны обстрела.

Такое сложное базирование было продиктовано важностью задачи. Над плацдармом и переправами постоянно висели патрульные группы наших истребителей. Вражеская авиация пыталась бомбить наши войска в основном в сумерки. Приходили гитлеровцы небольшими группами в темное время суток — как правило, Ю-87 и Ю-88. Над плацдармом начинались воздушные бои. Мы старались перехватывать бомбардировщики на подходе к плацдарму и уж ни в коем случае не допускать их к переправам через Вислу. Наши многоопытные истребители совместно с зенитчиками, как правило, отражали такие налеты успешно. Но все-таки бывали единичные случаи, когда противнику удавалось сбросить бомбы в районе переправ. Один такой случай крепко засел в памяти.