Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Как обычно, в сумерки, пришла группа вражеских бомбардировщиков и с ходу попыталась сбросить бомбы на переправы. [266] Наши летчики вовремя заметили эту группу, атаковали ее и прицельно отбомбиться не дали. Переправы не пострадали, хотя одна серия бомб легла очень близко. Ударной волной от переправы оторвало несколько лодок и каких-то других плавсредств. И хотя переправа продолжала функционировать, напуганный близкими разрывами комендант послал в вышестоящий штаб донесение о том, что переправа разбита. Донесение с быстротой молнии прошло все инстанции и оказалось на столе командующего фронтом. В донесении было сказано, что переправа разбита якобы по вине летчиков-истребителей, которые дали возможность противнику отбомбиться беспрепятственно.

Получив такое донесение, командующий фронтом приказал отдать летчиков под суд. В тот вечер переправу прикрывала шестерка одного из полков нашей дивизии. Я узнал обо всем лишь тогда, когда на аэродром Падев прибыла группа из военной прокуратуры для расследования. Я, конечно, был неприятно удивлен: в штаб дивизии никаких донесений о разбитой переправе не поступало. Если бы такое случилось, мы, конечно, знали бы об этом в первую очередь.

Было решено все проверить, и я сам вылетел в указанный район. Своими глазами я видел, что переправа, по поводу которой возникло столько неприятностей, работает нормально. Для меня было совершенно ясно, что летчики свою задачу выполнили и не дали противнику отбомбиться прицельно, а та скверная ситуация, в которой они оказались, есть не что иное, как следствие легкомысленного и поспешного донесения коменданта переправы.

В этой ситуации наш начальник штаба Дмитрий Александрович Суяков проявил себя как очень принципиальный, глубоко порядочный и мужественный человек. Убедившись в том, что переправы целы и нормально действуют, Суяков немедленно отправился на По-2 в штаб воздушной армии. В те дни на фронте как представитель Ставки Верховного Главнокомандования находился командующий ВВС маршал авиации А. А. Новиков. Дмитрий Александрович направился прямо к нему и обстоятельно доложил все подробности инцидента с переправой. Маршалу авиации А. А. Новикову пришлось обращаться в Москву. А вскоре представители штаба фронта и сами убедились в несправедливости обвинений, предъявленных истребителям.

Наше базирование на привисленских аэродромах осложнялось еще всякими бандитскими акциями. В одном из полетов вдоль реки Сан на рекогносцировку аэродромов был [267] смертельно ранен инспектор дивизии майор К. Ф. Баскаков. Это был прекрасный человек и опытный летчик. Бандиты открыли огонь по низко летящему самолету. Второй летчик посадил самолет. Спасти Баскакова не удалось.

В те же дни обстреляли и меня. Летел я на По-2 с одним офицером тылового подразделения, шел над лесом, прилегающим к Висле, как вдруг увидел дымки выстрелов и пробоину в крыле. Я немедленно перешел на бреющий полет, прижался к верхушкам деревьев, затрудняя прицельную стрельбу, и изменил курс.

Участились нападения на одиночные машины, двигавшиеся по прифронтовым дорогам. Командование фронта вынуждено было принять меры — в результате было ликвидировано несколько бандитских групп в районах расположения наших войск, стало несколько потише.

На плацдарме по-прежнему шли ожесточенные бои. Плацдарм расширялся. Был взят город Сандомир, но противник не ослаблял своих усилий по ликвидации плацдарма. На земле гитлеровцы использовали «королевские тигры», в воздухе — Ю-88 и Хе-111.

В один из обычных фронтовых дней над аэродромом Мелец появился корректировщик ФВ-189 — «рама». Самолет шел низко, едва не касаясь верхушек деревьев. Летчик 85-го гвардейского полка Мазан взлетел для уничтожения «рамы», но ФВ-189 уже сел. Сел, не выпуская шасси, прямо на фюзеляж, на высохшее болото неподалеку от аэродрома. Экипаж «рамы» был захвачен: как оказалось, в двухместный корректировщик набилось шесть человек. На аэродром привезли четверых, двоих пришлось отправить в госпиталь, так как они получили ранения. Все они оказались словаками, которые выжидали удобный момент, чтобы перелететь в Россию. Летчик с тремя звездочками на петлицах и нагрудным летным знаком довольно сносно говорил по-русски. Среди перелетевших были также два механика и курсант. Все молодые ребята. Словаки показывали нам свои паспорта, фотографии родных, разные монеты, значки. Их накормили и отвели в комнату для отдыха. На следующий день они отбыли в вышестоящий штаб.

Бои па плацдарме продолжались и в августе. Вражеская авиация активизировалась, как правило, в сумерки. Поэтому мы посылали в район плацдарма опытных летчиков, которые перехватывали отдельные бомбардировщики противника, вели свободную охоту, сжигали автомашины на дорогах. [268]

2 августа 1944 года с наступлением сумерек я вылетел в четверке на перехват вражеских бомбардировщиков и свободную охоту в район плацдарма и в тыл противника.

В составе четверки были летчики 73-го гвардейского полка. Ведомым у меня шел гвардии старший лейтенант Суровикин. Ведущим второй пары был гвардии капитан Фомичев, ведомым у него гвардии капитан Филиппов. Каждого летчика я хорошо знал, все они имели боевой опыт и по нескольку сбитых самолетов противника.

После взлета набрали высоту. Справа — Сандомир, или, как называли поляки этот город, Сандомеж. С плацдарма но земле стелется дым, местами видны вспышки от разрывающихся снарядов. Впереди по курсу большой очаг пожара.

Над переправой патрулировала шестерка наших истребителей. Все было спокойно. Мы отсалютовали боевым друзьям и продолжали набирать высоту. Патрулировали в районе плацдарма. Противника не было видно. Потом, сделав небольшой доворот, пошли на запад. Опасности, казалось, никакой. Но вдруг с земли из района, занятого противником, раздался залп зениток. Этот первый залп всегда наиболее опасен: самолеты не маневрируют и поэтому огонь ведется прицельно. Я увидел разрыв снаряда под самолетом капитана Фомичева. Самолет начал гореть. Я видел, как Фомичев покинул кабину. Он немного затянул прыжок, затем купол парашюта раскрылся. Трудно было определить, где приземлится летчик. Его могло снести и в сторону наших войск и на территорию противника. Мы отметили место приземления и вновь набрали высоту. Прошли немного на запад, в тыл противника, снизились и на дорогах сожгли несколько автомашин. Приземлились на своем аэродроме уже в темноте.

Через сутки наши войска продвинулись в тот район, куда приземлился капитан Фомичев. Мы послали команду на розыски летчика. Как Фомичев приземлился — мы видели. А о дальнейших событиях мы узнали уже от самого Фомичева.

…Приземлившись, он собрал купол парашюта в кучу, вытащил из кобуры пистолет и быстро направился к копнам ржи. Навстречу ему бежал поляк, юноша, и негромко звал: «Товажыщу! Товажыщу!» Он осмотрел Фомичева, убедился, что тот не ранен. Потом помог укрыться в копне и сказал: «Чекай, товажыщу, чекай…» Что такое «чекай» Фомичев не знал. Паренек показал ему на пальцах, что принесет еду. [269]