Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Местность на отдельных участках имела сильно пересеченный горно-лесистый рельеф и разобщала наступающие войска. Поэтому конкретные задачи для авиации диктовались сложной местностью и необходимостью вести боевые действия по разобщенным направлениям.

Мне уже приходилось и раньше осуществлять различного рода согласования совместных действий авиационных и наземных частей, наведение самолетов, вызов авиации на поле боя для решения конкретных задач, которые я получал [275] от командования наземных войск. Эту работу я осуществлял с помощью офицеров управления нашей дивизии, причем, учитывая важность поставленных задач, в подобной работе принимали участие наиболее грамотные специалисты. В нашей дивизии такими специалистами были майоры Радзевич, Насилевский и некоторые другие. Теперь, на завершающем этапе войны, когда у нас было достаточно сил и средств, роль управления, роль согласованных четких действий была необычайно велика, и потому при подготовке любой операции этому вопросу уделялось большое внимание.

В Дебреценской операции нашей дивизии сначала была поставлена задача прикрывать войска армии генерала Манагарова. Как авиационный представитель в 53-й армии, я четко знал свою задачу на всех этапах планируемого наступления. Со штабом армии были уточнены каналы связи, местонахождение нашей группы в боевых порядках войск, расчет средств радиосвязи и другие вопросы.

Поначалу войска продвигались компактной массой, а в таких случаях нам, истребителям, обеспечивать прикрытие с воздуха сравнительно просто. Но вскоре наступающие войска втянулись в горно-лесистые массивы и разошлись по разным направлениям на довольно широком фронте. Наибольшего успеха в первой стадии наступления достигли войска Манагарова и конно-механизированной группы генерала Плиева. В ходе наступления я со своей радиостанцией был перенацелен на конно-механизированную группу Плиева. Наша дивизия получила задачу надежно прикрыть войска Плиева во всей полосе наступления конно-механизированной группы.

Этот марш по раскисшим осенним дорогам в горах запомнился мне надолго. У нас не было специальных радиостанций на шасси высокой проходимости — сложное радиооборудование устанавливалось на обычные грузовики. Наша радиостанция стояла на «студебеккере», но по тем раскисшим дорогам не то что на «студебеккере» — на гусеницах продвигаться было очень сложно. Грязь, дожди и слякоть лишали возможности маневрировать по обстановке, своевременно выдвигаться на тот или иной участок наступления. В самом начале мы попали на дорогу, по которой в основном двигались автомашины, повозки и в пешем строю шли стрелковые батальоны. В нескольких километрах от нас по другой дороге двигались танки, бронетранспортеры и прочая техника на гусеничном ходу. Конечно, нам проще было бы идти в той колонне, где нас в случае чего всегда могли бы взять на буксир. Но это мы поняли позже — тоже [276] опыт! — а пока что все время вязли в грязи, отставали, клянчили буксир и постоянно просили кого-нибудь о помощи. С дороги съезжать было некуда — это означало бы совсем уж безнадежно застрять в грязи. Солдаты стрелковых батальонов, которым мы осложняли движение, застревая в самом неподходящем месте, меньше всего полагали, что наш злосчастный «студебеккер», забуксовавший и перекрывший дорогу, есть не что иное, как авиационное прикрытие. Не привыкли они к этому и часто относились к нам с недоверием.

Однажды возник и вовсе анекдотичный инцидент: бойцы, которых мы попросили толкнуть машину, решили: чем возиться с какой-то будкой на колесах, проще ее сразу сбросить в кювет и таким образом покончить с проблемой. Чем больше я сопротивлялся, тем сильнее крепло в них убеждение, что именно таким образом и надо поступить. Офицеры штаба группы были где-то в голове колонны, за несколько десятков километров от меня, и взывать было не к кому. Солдаты торопились, батальон, которому мы осложнили движение, болезненно переживал заминку. Обратившись к наиболее рьяным сторонникам быстрого решения, я заметил: «Ну сбросите вы радиостанцию, а тут «фоккеры» налетят… Как я смогу вам помочь? И будут они долбать вас на этой дороге как миленьких…»

Тут я воочию убедился, что воздушная опасность для нашего бойца — не пустой звук. Мои слова возымели действие. Не то чтобы солдаты сразу поверили в чудодейственную силу нашего «студебеккера», который способен оберегать их от бомб — нет, но все же призадумались и машину вытолкнули… Так бывало часто: когда вражеской авиации не было над головой — о нас забывали. Но стоило только появиться немецким штурмовикам, как представители наземных войск тащили нас с собой чуть ли не на руках и трогательно о нас заботились.

Между тем прикрывать узкие дороги между гор было не просто. Во-первых, потому, что туман подолгу держался в лощинах и сверху летчикам было мало что видно. Поэтому и ФВ-190 и наши истребители шныряли над горами на бреющем. Перехватывать «фоккеры», которые выскакивали на бреющем, сыпали на дорогу бомбы и тут же скрывались, было трудно. Во-вторых, немцы знали эти места гораздо лучше наших летчиков и уж, конечно, назубок знали все дороги в горных массивах. Поэтому часто сыпали бомбы прямо сквозь пелену тумана, но тем не менее довольно точно. [277]

И все же сил у авиации противника было мало. Действовали гитлеровцы небольшими группами, наскоками, но наши опытные истребители смогли приноровиться и к этим сложным и непривычным для нас условиям и в целом со своей задачей справлялись неплохо.

Часто возникали пробки на переправах. При ликвидации одной из таких пробок я впервые увидел Иссу Александровича Плиева. Он появился с группой конников неожиданно. Рослый, в черной бурке, с плеткой в руке, он отдавал короткие, энергичные команды. Движение упорядочилось, пробка стала рассасываться на глазах. Наш «студебеккер» тоже застрял в той пробке. Я воспользовался моментом и представился Плиеву. Плиев отнесся к нам, как к представителям авиации, весьма доброжелательно. Когда я объяснил, как трудно нам передвигаться, Плиев понимающе кивнул и заметил: «Наши должны вам помочь». Видно было, что этот почти стокилометровый марш по горным раскисшим дорогам, эта толчея в лощинах ему не по нутру. Человек энергичный и темпераментный, умеющий и любящий наступать, Плиев хотел поскорее преодолеть эту трудную местность, выйти на оперативный простор и походить по немецким тылам…

Впоследствии, спустя много лет после войны, судьба снова свела меня с И. А. Плиевым. На этот раз на весьма продолжительный срок. Исса Александрович командовал Северо-Кавказским военным округом, а я был назначен на должность командующего авиацией этого округа. В сорок четвертом году во время случайного, чисто эпизодического знакомства с Плиевым мне было трудно судить о чертах его характера, но в послевоенные годы совместной службы передо мной раскрылись прекрасные человеческие черты Иссы Александровича, и мне нетрудно было представить, как любили и уважали его бойцы на фронте. Взаимоотношения с подчиненными он строил на полном доверии к тем, с кем работал. Он был опытнейшим военачальником, весьма решительным человеком, никогда не боялся брать на себя ответственность. Он умел выслушать собеседника и детально постичь суть той или иной проблемы — работать с ним было приятно. Мы не раз в разговорах возвращались ко временам фронтового прошлого. Вспоминали и тот рейд по венгерской земле, все трудности продвижения в гористой местности. Вспоминали и наше авиационное обеспечение, о котором Исса Александрович всегда отзывался неплохо.