Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Недалеко от летного поля была устроена трибуна, на которой крупно было написано: «Привет советскому патриоту Ф. П. Головатому». Внизу возле трибуны находились моя мать, жена и дочь Ферапонта Петровича. С трибуны я видел тысячи радостных лиц. Церемония передачи самолета превратилась в общий городской праздник. Выступая, Ферапонт Петрович вспоминал, как осенью сорок второго года он передал воинам Сталинградского фронта первый свой самолет. «Самолет мой держал курс на запад, — говорил Головатый, — и громил фашистских захватчиков. Хочу, чтобы мой второй самолет, который я вручаю Борису Еремину, участвовал в окончательном разгроме врага». На бортах нового «яка» было написано: «От Ферапонта Петровича Головатого 2-й самолет. На окончательный разгром врага!»

Я тоже выступал. Рассказал о боевом пути первого самолета, поблагодарил Ферапонта Петровича за оказанное мне доверие и заверил саратовцев, что второй самолет Головатого будет флагманским самолетом авиаторов нашего фронта. Передал я и фронтовую благодарность от летчиков рабочим Саратова, которые создавали такие боевые машины.

Секретарь Саратовского областного комитета и горкома ВКП(б) П. Т. Комаров говорил о трудовом подвиге саратовцев в годы войны и о патриотическом почине Ф. П. Головатого. Он пожелал здоровья и долгих лет жизни Ферапонту Петровичу, а мне — воинской удачи.

В те дни я встретил в Саратове немало своих друзей, бывших сослуживцев. Были интересные встречи с писателями, известными мастерами сцены. В ту пору саратовский театр собирался ставить пьесу «Живые источники», в которой нашел свое отражение подвиг Ф. П. Головатого. Познакомился я и со скульптором Кибальниковым. Кибальников просил меня выделить время для беседы — ему хотелось произвести пробную лепку лица фронтового летчика, так он мне объяснил. Очень подвижный, с большой черной бородой, с особым ощупывающим взглядом, он работал быстро и с той непринужденностью, по которой всегда можно узнать мастера. Впоследствии я видел бюст летчика, который он выполнил для Саратова.

Я внимательно всматривался в жизнь моего родного города. Было приятно видеть повеселевших людей. И хотя на улицах по-прежнему мелькали ватники, стеганки, платки, [258] сапоги, все же уже стали появляться женщины в скромных перешитых платьях, в туфлях. По самым незначительным приметам чувствовалось, что жизнь меняется. На лицах людей теперь часто можно было видеть улыбки.

Несколько дней моего пребывания в Саратове прошли в основном на аэродроме. Перед вылетом на фронт я тренировался в полетах на истребителе Як-3.

На мой взгляд, Як-3 как бы в самом полном виде воплотил в себе идею создания машины для воздушного боя. В принципе, конструктор А. С. Яковлев с самого начала стремился именно к этому, но его предыдущие модификации «яка» все же были еще не столь совершенными, как эта. Як-3 был легче своих собратьев и обладал совершенной аэродинамикой. Он моментально отзывался на любое движение летчика, что называется, «ходил за газом» — быстро набирал скорость и высоту и при этом сохранял исключительную маневренность. Як-3 был хорошо вооружен, что делало его чрезвычайно опасным для любого из существовавших тогда вражеских самолетов. Он был прост в управлении и доступен любому летчику средней квалификации. Пилотируя на нем, я испытывал откровенное наслаждение.

В те дни судьба свела меня с тремя превосходными боевыми летчиками, инспекторами Управления ВВС, мастерами воздушного боя и пилотажа. Это были Герои Советского Союза Николай Храмов, Алексей Пахомов и Константин Трещов. В мае сорок четвертого года в Саратове они облетывали первые серийные истребители Як-3. Им предстояло подготовить заключение по этому самолету, которое для Як-3 было как бы путевкой в жизнь. Я был четвертым строевым летчиком, который в те дни летал на первых серийных Як-3. В массе своей Як-3 стал поступать на фронт только в конце августа — начале сентября сорок четвертого года. Так что, благодаря Ф. П. Головатому, я получил эту машину одним из первых в наших ВВС.

Всем нам Як-3 очень понравился. Летали мы с полевого аэродрома, который был расположен под Саратовом, возле одного старого села. Из-за обилия землянок летчики иронически называли этот аэродром «Копай-город». Дело в том, что аэродром этот всю войну просуществовал в качестве перевалочного. Сюда полки прибывали с фронта за новой техникой, но так как процесс получения и облета новых самолетов иногда и затягивался (на всех не хватало и приходилось ждать), то летчики временно размещались в этих малоуютных землянках. Надо ли говорить, что в [259] в «Копай-городе» с большой заинтересованностью следили за вашими полетами на Як-3.

Поскольку прилетел я в Саратов с напарником — заместителем командира 31-го гвардейского авиаполка майором Сергеем Евтиховым, то обратился в Главный штаб ВВС с просьбой выделить еще один Як-3 для моего напарника. Просьба была удовлетворена: на фронт мы летели на двух Як-3.

В те же дни в Саратове узнал о присвоении мне очередного воинского звания «подполковник». Друзья искренне поздравляли меня.

30 июня мы вылетели на фронт. На промежуточных аэродромах посадки самолет Як-3 вызывал большой интерес, а я рассказывал о Головатом, о его первом самолете, о новом подарке — самолете Як-3 и отвечал на самые различные вопросы. Тогда же узнал, что союзники наконец открыли второй фронт. Мы ждали этого гораздо раньше…

Газеты снова широко освещали подвиг Ф. П. Головатого. Публиковались письма советских людей из тыла, письма фронтовиков, родительские наказы. И. Н. Ларина из Подольска, мать троих фронтовиков, писала: «Я, старая русская мать, благословляю своих сыновей на боевые подвиги. Я люблю свою Родину так, как люблю сыновей, и ради этой любви готова отдать все свои сбережения на алтарь нашей Победы».

Улетал я за самолетом Ф. П. Головатого из Крыма, а догнал свою 6-ю гвардейскую истребительную авиадивизию уже под Киевом. Она теперь входила в состав 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта.

Войска 1-го Украинского фронта, развернутые в 400-километровой полосе, заканчивали подготовку к Львовско-Сандомирской операции. Перед фронтом оборонялась группа армий противника, известная под названием «Северная Украина». Целью операции был разгром противника, завершение освобождения территории Украины и начало боевых действий на территории Польши.

Полевые аэродромы дивизии находились севернее Тернополя, возле небольших хуторов и сел. В окрестных лесах действовали националистические банды. Бандиты нередко обстреливали наши автомашины и связные самолеты По-2. Нам приходилось тщательно организовывать охрану аэродромов и заботиться о безопасности летного состава. Раньше мы таких проблем не знали. [260]