Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

— Уже наслышан и вижу… — хмуро оборвал я.

Дело грозило неприятными последствиями, в первую очередь самому Анатолию Кадомцеву.

— Мы отремонтируем… — глядя мне в глаза, виновато произнес Кадомцев.

В сорок втором году за подобный проступок Кадомцев попал бы в штрафбат. Время было суровое. Помню, один из участников боя «7 против 25» лейтенант Михаил Седов, уже известный боевой летчик, возвращаясь с боевого задания, забыл выпустить шасси. После тяжелого воздушного боя, кажется над Каховкой, он находился в сильном возбужденна. Такое бывало и с опытными летчиками. Седов посадил истребитель на фюзеляж и сделал это с таким мастерством, что, кроме нескольких царапин, на машине не было никаких других следов. Самолет был почти в полной исправности — хотя, как правило, в таких случаях двигатель заменялся. Командиру полка Николаю Баранову стоило тогда немалых трудов как-то смягчить наказание Седову. Трудные были времена…

Конечно, весна сорок четвертого существенно отличалась от лета сорок второго, тем не менее Кадомцев должен был отвечать за поломку боевого самолета. И хотя самолет был действительно отремонтирован, нам пришлось немало похлопотать за нашего бывшего инженера эскадрильи. Кадомцев отделался сравнительно легко: он был понижен в должности и направлен стрелком на бомбардировщик «Бостон». Некоторое время он летал на задания в качестве стрелка, а по истечении срока наказания был возвращен в аппарат главного инженера воздушной армии. Все же своего он добился и в конце войны был направлен в учебно-тренировочный полк, где успешно завершил летное обучение и стал истребителем.

Он был человеком недюжинных способностей и незаурядной судьбы. Став летчиком-истребителем, Анатолий Кадомцев продолжал совершенствоваться и быстро рос по командной линии. Сначала он стал командиром полка, потом, после окончания Военно-воздушной командной академии, продолжил службу в морской авиации в должности командир.

Помню, спустя десять лет после давнего инцидента в Крыму, в 1954 году, у меня с ним произошла случайная встреча. В саду ЦДСА, в очереди у киоска с газированной водой, я увидел полковника в форме морского летчика и в этом полковнике узнал Кадомцева. Меня он не видел. Я тихо подошел сзади, взял его за локоть, наклонился и негромко произнес: «Товарищ командир! Произвел самостоятельный [255] полет…» Кадомцев замер. Секунду он стоял, будто онемев, потом резко обернулся…

Это была радостная встреча.

Позже Кадомцев стал заместителем командующего авиацией Тихоокеанского флота. Ему было присвоено звание генерал-майора авиации. Затем он продолжал службу в должности заместителя, а позднее — командующего авиацией ПВО страны. В ту пору мне нередко приходилось видеться с ним по служебным делам. Это не мешало нашей дружбе, начавшейся еще под Сталинградом. А. Л. Кадомцеву одному из первых в стране было присвоено звание заслуженного военного летчика. У этого человека была прямо-таки легендарная судьба…

Короткая передышка в боях близилась к концу. Из состава дивизии был выведен 9 гвардейский истребительный полк. Этому полку предстояло воевать в составе 1-й воздушной армии на восточнопрусском направлении, а нашему командующему генералу Т. Т. Хрюкину предстояло принять командование 1-й воздушной армией. Мы тепло попрощались с верными боевыми товарищами.

25 мая прибыли свежие газеты. Всех нас поразила передовая статья в «Правде». В статье вспоминался благородный поступок Ф. П. Головатого, который в трудные для Родины времена приобрел на свои средства самолет-истребитель и, как писалось в передовой, «передал его летчику Сталинградского фронта гвардии майору Еремину». Далее говорилось о том, что этот патриотический поступок нашел широчайший отклик среди трудящихся страны и само это всенародное движение войдет в историю Великой Отечественной войны. Но вслед за описанием этих уже известных читателю событий следовало: «На днях Ферапонт Головатый вновь обратился с письмом к Верховному Главнокомандующему с просьбой купить на заработанные всей семьей трудодни истребитель самой последней конструкции для Красной Армии…Он просил самолет вручить майору Еремину…»

Откровенно говоря, ничего подобного я, конечно, не ожидал. Ко мне стали приходить друзья, сослуживцы. Поздравляли, перечитывали газету, удивлялись новому поступку Ферапонта Петровича, расспрашивали меня. А я и сам был удивлен: каким образом удалось Головатому «осилить» второй самолет — этого я не знал. И конечно, подозревать не мог, что он снова окажет мне честь — вручит машину. [256]

Уже на следующий день из штаба воздушной армии последовало указание о моем откомандировании в Саратов для получения второго самолета Головатого.

Я вылетел на самолете Як-9, взяв во вторую кабину напарника майора Евтихова, который летел за пассажира. Полет проходил над местами недавних боев. Джанкой, Мелитополь, Харьков. Прошли Борисоглебск, Аткарск, и вот он — родной мой Саратов!

Я не спешил на посадку: хотелось посмотреть город сверху. Знакомые с детства улицы, на них стало больше людей. Зеленели сады и парки. Город разросся за счет временных бараков. Низкорослые постройки военных лет уползли к Солдатской слободе, Лысым Горам, Увеку. Трудные дни пережили мои земляки…

Захожу на посадку. Нас ожидают.

В домике моих родных на Нижней улице собрались родственники. Прибыл и Ферапонт Петрович. Головатый доволен, улыбается:

— Когда получил от тебя письмо, обидно мне стало: идет великое наступление нашей армии, а мой самолет в музей привезли… Как же так? Прикинул я, как найти средства для покупки второго самолета. 1000 трудодней, которые мы с семьей выработали, оказалось маловато. Обратился к родственникам. Помогли. Особенно брат, Иван Петрович, хорошо помог… Так и собрали на второй самолет. Написал я письмо Верховному Главнокомандующему, чтоб разрешил приобрести второй самолет. Он ответил так:

«…Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Ферапонт Петрович, за Вашу заботу о Воздушных Силах Красной Армии.

И. Сталин.»

В тот вечер долго продолжалась беседа с моими родными и Ферапонтом Петровичем Головатым.

Второй самолет Ферапонта Петровича Головатого мне вручали 29 мая 1944 года на заводском аэродроме в Саратове. Это было событие, о котором знал весь город. Саратовцы имели возможность ознакомиться с первым самолетом Ф. П. Головатого, который в мае был выставлен на одной из центральных площадей города. На том самолете я провоевал почти полтора года и прошел путь от Сталинграда до Севастополя, А теперь тысяча саратовцев собрались на [257] заводском аэродроме, чтобы принять участие в митинге по случаю вручения второго самолета Ф. П. Головатого.