Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

Ещё меньше года назад Джими был весёлым, эксцентричным, безобидным идеалистом, полным идей и музыкальных проектов, с радостью смотрящим в будущее. Как мне хотелось тогда, чтобы это всё снова вернулось к нему!

4 июля 1970 года Джими, Билли и Мич должны были выступить на поп–фестивале в Атланте. Они задержались в дороге в Байроне, штат Джорджия. Стоял такой зной, что их выступление перенесли с послеполуденного времени на полночь. Один подросток, который уже "стоял лагерем в грязи" на фестивале в Вудстоке предыдущим летом и который проехал автостопом сотни миль из Вашингтона в Джорджию только ради Хендрикса, описал такими словами выступление его в Атланте: "Джими в своём лучшем виде. Он показал высокий класс и был сосредоточен на своей игре. Мы все с нетерпением ждали Звёздно–полосатого в его исполнении, ведь было Четвёртое июля". Молодёжь со всего Юга собрались на этот трёхдневный фестиваль, который вобрал в себя около полумиллиона человек — достойное продолжение Вудстоку и наиболее впечатляющая демонстрация нарядов хиппи–нации. Дуан Аллман, вдохновитель и Его Светлость, король Южного саунда, играл и третьего, и пятого июля. Позже Хендрикс очень сожалел, что из–за ограниченности времени не удалось сыграть джем Дуан/Джими.

Видя в этот жаркий душный вечер сотни тысяч приветствующих Джими, свою звезду, я, вдруг, представила никому неизвестного парня, выходящего впервые на сцену в Атланте, ночующего в дешёвых мотелях и послушно следующему объявлениям Только для цветных.

Всё это лето урывками, когда позволяло расписание, Джими проводил долгие часы в студии Электрическая леди. Работая над новым материалом, проверяя студийный звук, Хендрикс не выпускал из рук свои гитары, и с, на первый взгляд безумным, неистовством исследовал различные ритмы и оттенки, звучащие в его воображении.

Как только разлетелась весть о новом жилище Хендрикса, обожатели толпами стали собираться у дома № 52 по Западной 8–й улице в надежде хоть краешком глаза увидеть Их Человека. Некоторые из них вспомнили, что почти пятьдесят лет до этого на этой же улице в доме № 18 в удобном многоэтажном старинном доме другой симпатичный молодой человек проводил субботние вечера, играя на рояле свои новые композиции перед завороженными светилами. Звали его Джордж Гершвин.

Когда Хендрикс открыл для себя Дилана, он узнал о Вуди Гатри, его вдохновителе.

— Этот человек знал всё о страданиях людей, — поделился со мной Хендрикс своими мыслями. — Ему досталось жить в тяжёлые времена Великой Депрессии. Вуди написал сотни песен, он был хорошим художником и рисовал мультфильмы. Он умер пару лет назад. Всё это шло у него из самого сердца; думаю, он был гением.

Это был один из тех немногих случаев, когда я слышала от Джими это слово. Через год, в июле 1970, Джими неожиданно прислал мне страничку со стихами Вуди Гатри:

В том же конверте Джими прислал копии нескольких контрактов и соответствующие документы. И никакой записки. Я подумала, что этим он хотел показать мне интриги, раздиравшие его на протяжении всей его жизни — некое противостояние чувства гордости и голого бизнеса.

Тем же летом Лонни Янгблад В Нью–Йорке после долгого перерыва снова встретился со своим старым другом:

— Он стал знаменит; у него завелись деньги и он оброс кучей проблем, — вспоминает Лонни. — Джими, сделав серьёзное лицо, сказал мне тогда: "Дружище, многое в моей жизни поменялось. Даже музыка ни в какую не собирается идти туда, куда я хочу, чтобы она шла".

Солнечный и жаркий день в Сан–Диего, он, Мич и Билли только что отыграли свой концерт, настроение у них было отличное, такое же как и у их поклонников, но когда Джими прилетел в Сиэтл на следующий день, 26 июля, он схватил простуду, так как с моря здесь дул сильный холодный ветер. Зная, как изменчива погода в Сиэтле, у него были плохие предчувствия по поводу предстоящего концерта на стадионе Сикс. Джими был уверен, что без дождя не обойдётся. Тучи медленно затягивали небо, и так же медленно портилось и его настроение.

— Вечером во время концерта лил дождь, — вспоминает друг детства, приятель–гитарист Сэмми Дрейн, — были проблемы с электричеством. Это очень опасно, когда провода мокрые. Я навестил Джими после концерта, он был в доме отца. "Сэмми, — сказал он, — это полный провал… провал". "Что ты, — сказал я. — Ты играл так, как не рвут задницу на датский флаг!" Джими был из тех парней, которые неважно как хорошо они ни играли, они всегда считают, что могли бы сыграть лучше. Я показал ему свою новую машину, и он сказал: "Дружище, у тебя отличная машина!" Он рассказал мне о своём белом Корветте… Он был неутомим, хотя… Я чувствовал, что что–то ещё помимо его концертов беспокоило его.

Джими позвонил мне уже после Сиэтла, с Гавайев. Мы говорили коротко, из–за интервью об одном фильме, которое потребовало моего присутствия на месте съёмок вдали от города.

— У тебя мало времени? — спросил он. — У меня тоже. Мы сыграли концерт в Гонолулу, а перед ним я играл в долине меж кратеров двух старых потухших вулканов, знаешь, на Мауи, — стал рассказывать он. — Мы дали там два выступления, а теперь все эти общения, все эти бла–бла–бла по поводу съёмок этого Rainbow Bridge, фильма из–за которого Майк Джеффери обсосал меня всего, как если бы я был леденцом в его руках.

Мы уже прежде говорили о желании Майка Джеффери спродюсировать фильм, и как Джеффери, пользуясь именем Хендрикса, натянул струны на Уорнеров, чтобы покрыть его финансово.

— У меня смешанные чувства по поводу этого фильма, — сказал Джими. — Может, это Судьба, чтобы не сказать больше. Рехнувшиеся хиппи и всякие там бла–бла–бла. Это не настоящий фильм. Майк понадеялся на очарование, а действие парализовал. Он снял для меня очень приятный дом с прекрасным видом. Они там снимают, а я валяюсь в кровати и поправляю здоровье, я бы хотел с тобой провести это время.