Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

Эд Чалпин выражал недовольство выплатами, полученными им с пластинки Band of Gypsys, и возмущался, что сам бы никогда себе не позволил так плохо организовать её продажу. Эта последняя пластинка, изданная перед самой смертью Хендрикса, на самом деле продавалась хорошо и до и после, и, как утверждают, Чалпин получил около 10 миллионов с неё за все годы. Но когда Лео Брантон Мл. взялся за Наследие Джими, эксперты звукозаписывающей индустрии с интересом начали следить, кто же из этих двоих окажется хитрее. Судебный процесс, который затеял Чалпин в 1970 году перед самой смертью Джими против Трэк–Рекордс и Полидора окончился в марте 1973 года новыми обвинениями, выдвинутыми им против Трэк–Рекордс, Час Чандлера, Майка Джеффери и Наследия Джими.

— Судья терпеть не может этого мистера Чалпина и считает его обвинения несерьёзными, — поделился со мной один из моих приятелей–журналистов с Флит–Стрит. — Он обязал Чалпина оплатить все судебные издержки, которые составили более двух тысяч американских долларов.

Спустя несколько месяцев после провала Чалпина в суде исполнительный директор Уорнеров сказал мне:

— Чалпин из тех ребят, которые живут игрой и его нелегко заставить замолчать. После всего, что произошло в лондонском суде, Брантон дал ему пинка под зад, он так и вылетел, продолжая нести "это старое РРХ-дерьмо".

Спор Ноэла Реддинга с Уорнерами/Репрайз окончился его отказом от прав с единовременной выплатой ему жалкой суммы в 100 тысяч долларов. Его американская карьера оказалась несчастлива, так же как и английская, где его постигла неудача, после того как он покинул Опыты. Он купил дом в Ирландии и проводил своё время в бесконечных подсчётах и расчётах возможных поступлений, обрастая со временем кипами юридических документов. Временами он приступал к написанию книги. В настоящее время он ввязался в бесконечные баталии с наркотиками, алкоголем и вечным недостатком денег, но всё же, не растерял своего обаяния, чувства юмора и привлекательности.

Семидесятые — период беспрецедентной популярности наркотиков среди рок–музыкантов. Часто, когда я встречалась с друзьями или обожателями Джими в Англии и в Америке, я была потрясена сумасшедшим образом жизни этих молодых людей, и женщин, и мужчин, которые были так молоды, так прекрасны, но так быстро старились и тускнели. И это был Хендрикс, чей имидж наркомана своей популярностью сделал это!

От тебя потребуется вся твоя сила воли, если ты всего–лишь решишь пообедать с какой–нибудь звездой — обед остывает прежде, чем они начинают есть. Других вообще не волнует регулярность питания, они питаются исключительно пирожными. Что происходит, о чём они думают, проводя жизнь в наслаждениях и уверяя себя, что это круто? С другими ещё хуже, после этих агонизирующих обедов этому или этой, нагруженной наркотиками мисс или мистеру Знаменитости, вообще требуется помощь, чтобы выйти из–за стола и помочь добраться до лимузина или перейти улицу, произнося: "Теперь зелёный, мы можем переходить". На пике таких саморазрушительных образов жизни я была приглашена на вечеринку в один из самых чудовищно дорогих номеров нью–йоркской гостиницы Плаца. "Все из всех будут там", — предупредили меня. Одна из известнейших в те годы калифорнийских групп только что отыграла своё небрежное выступление в Мэдисон–Сквер–Гардене и пригласила всех к себе на бал; там собрались шишки разных звукозаписывающих компаний, которые сплетничали и безудержно ржали с этих полностью распоясывавшихся рок–звёзд.

В каждой из семи комнат этого номера на столах, либо на консолях под зеркалами стояли огромные чаши, доверху наполненные кокаином. Ничего похожего на домашнюю вечеринку среди своих, и этот декаданс сборища безумцев был не по мне. Я уже стала пробираться к выходу, когда услышала как две звезды из этой калифорнийской группы обсуждали с журналистом из одного музыкального журнала так называемого друга Джими Хендрикса, продюсера Алана Дугласа, который взял неоконченные записи Хендрикса, добавив приглашённых музыкантов — ударные и бас–гитару, — людей, которые никогда не играли с Джими, и сделал денег для себя, для Лео Брантона и для Эла Хендрикса.

— Дружище, это всего лишь мистификация! — сказал один из звёзд. — Хендриксу было бы наплевать на это.

Он наклонился над одной из дорожек и, вдохнув её, продолжил:

— Бизнес — жесток. Все знают, что Дуглас чуть было не стал продюсером Джими, но их дороги разошлись, ну а вот теперь он стал его продюсером. И ты действительно полагаешь, что Уорнеры издадут это дерьмо?

— Я слышал, что сын этого адвоката, Чип Брантон, тоже решил плотно заняться Хендриксом, — сказал этот репортёр. — У него есть все задатки, чтобы "продюсировать" музыку Джими.

Оба музыканта показались мне несколько обескураженными:

— Кто такие эти Брантоны?

— Отец — адвокат, — пояснил этот журналист из Биллборда, — и работает на старика Хендрикса. Полагаю, он хочет и своего ребёнка пристроить к кормушке.

Я чувствовала, как медленно меня переполняет негодование и желание выспросить подробности, но я сдержалась. Услышанного и увиденного мне хватило предостаточно.

Но все с радостью набросились от этого "заново открытого" Аланом Дугласом Джими Хендрикса. Пластинка Crash Landing, которую он спродюсировал методом наложения и наполнения в 1975 году взлетела в американскую горячую десятку, а второй такой же "продукт", Midnight Lightning, вышедший из–под ножа Дугласа, раскупался уже к концу года. В интервью Дуглас сказал, что "в настоящее время работает ещё над восемьюстами часами записей Джими, которые будут изданы в ближайшем будущем".

Лео Брантон и его клиент Эл Хендрикс должны были остаться очень довольными своим коллегой Аланом Дугласом.

Для Эла Хендрикса настали лучшие времена. Денег, получаемых с Наследия Джими, было достаточно, чтобы купить довольно комфортабельный дом с пятью скромно обставленными спальнями и своим собственным полуподвальным этажом, в глубинах которого разместились, "были спрятаны от чужих глаз" — огромный биллиардный стол и специальный холодильник для запасов пива. Вокруг дома была большая территория с просторным гаражом и состоятельными соседями пригорода Сиэтла, Скайвей.

Именно там он познакомился со шведским сыном Джими, Джеймсом Хенриком Даниэлем Сундквистом, когда он со своей матерью, Евой, прилетел из Швеции с коротким визитом. Они сильно нуждались, как говорят, жили на пособие. Официально, шведским судом мальчик был признан сыном Джими и Брантон сообщил Элу, что ему тоже причитается некоторая доля.