Шэрон Лоуренс - Джими Хендрикс, Предательство [Интимная история преданной музыкальной легенды]

Да, этот странный человек для реального Джими Хендрикса определённо много сделал, и я почувствовала благодарность к этому адвокату, что он посвятил ему столько лет своей жизни.

Позвонив мне в начале 1991 года, меня очень удивила Моника Даннеманн, о которой я не слышала с начала 70–х, когда она забрасывала меня письмами, ища моей дружбы и приглашая себя посетить мой дом в Лос–Анжелесе. Меня эти письма выводили из себя, и я обратилась к Генри Штайнгартену, который мне посоветовал просто их полностью игнорировать.

— Она пытается стать более значимой фигурой, чем есть на самом деле, — пояснил он свою мысль.

И вот теперь, спустя двадцать лет, она звонит мне и милым таким голосочком спрашивает:

— Вы помните меня?

Я не отвечаю. Разве я забуду когда–нибудь ту женщину, которая позволила Джими умереть?!

Три раза за этот разговор, в течение которого я с трудом сдерживала гнев, она настойчиво приглашала меня в свой "загородный домик" на южном побережье Англии.

— Мы можем говорить о Джими, — сказала она со страстью в голосе. — Я знаю у вас много чудесных воспоминаний. Так же как у меня, конечно. Мы можем ими поделиться. Мы попьём чаю и насладимся моим садом.

Лучше я суну свою голову в духовку, чем приму это предложение. Я поняла, к чему она клонит, очень возможно, ей потребовалась какая–то информация обо мне. Мои друзья из английской прессы сообщали время от времени все эти годы, что Моника при любом удобном случае старается записать что–нибудь для некой книги о "моём суженом" — так она всегда говорит о Хендриксе. Я хорошо помню, как она стала путаться с Куртисом Найтом, одним самоуверенным малозначительным нью–йоркским музыкантом, который первый употребил выражение: "Джими, каким я его знал".

Она поделилась с Найтом своей версией смерти Джими для его книги, полной его сумбурных, наполненных ошибками воспоминаний, изданной вскоре после этого трагического события, подтасовав туда и меня, якобы я встречалась с Моникой и рассказала ей об увлечении Джими числом девять.

Теперь, слушая щебет Моники, во мне всё более росло отвращение к её колоссальному спокойствию.

— Мне некогда, — сказала я ей. — Мне нужно уже уходить, я опаздываю на работу.

Я была горда собой, что справилась в глубине души со щемящими сердце воспоминаниями и, слава Богу! — отделалась от неё! И, конечно же, сильно ошиблась.

Спустя всего несколько месяцев я получила заказное письмо от английских адвокатов Моники Даннеманн, в сильных выражениях предупреждающих меня никогда не писать о смерти Джими и тем более даже косвенно упоминать их клиентку. Меньше минуты потребовалось мне просканировать эти два листка и отправить письмо по назначению в мусорную корзину. Чистой дороги вам в ад, подумала я, но меня сильно беспокоило то, что Даннеманн также легко нашла мой адрес, как и номер моего домашнего телефона, которым она и воспользовалась в недалёком будущем.

Весной 1992 года Эл Хендрикс прилетел в Нью–Йорк для участия на одном очень необычном обеде по случаю введения Опытов Джими Хендрикса в Рок–н–ролльный Зал Славы. Впечатляющая толпа — более тысячи мужчин и женщин, была нашпигована воротилами звукозаписывающей индустрии. Они все повскакивали со своих мест, приветствуя умершую рок–звезду, и аплодировали и поздравляли Мич Мичелла и Ноэла Реддинга, которые стояли рядом с отцом Джими. Эл улыбался во всю ширину лица и, так как приветствия продолжалась, он обронил несколько слезинок. Нил Янг был официальным "проводником в царство славы" и сказал слово во славу Джими и затем выступил с All Along the Watchtower.

— Все эти аплодисменты, это что–то, — заявил Эл Хендрикс фотографам, позируя им после церемонии.

— Довольно пикантная маленькая фигура, этот Эл Хендрикс, — заметил исполнительный директор Атлантик–Рекордс. — Такой весь нарядный в своём смокинге. Вот уж никогда не ожидал, чтобы отец Джими так выглядел.

Эл Хендрикс, казалось, был удовлетворён 50 тысячами годовых, получаемых с наследия своего сына, помимо процента с дохода Лео Брантона и других пустячных поступлений, сопутствующих деловым операциям, когда ты — отец умершей рок–звезды; его же приёмная дочь, Жени, успевшая к этому времени родить четырёх, тоже хотела принять участие в потоке этих денег, так как карьера парикмахера, никогда бы ей не принесла такой доход и, хотя у неё не было никакого опыта в деловых операциях, именно Лео Брантон, не подозревая об этом, открыл ей дорогу на вершину бизнеса.

Помимо годовых 50 тысяч Элу, время от времени, по его просьбе Брантон высылал чек и Леону, и Жени. В октябре 1992 года они получили по письму от Брантона (а по существу от Эла) с просьбой выкупить их долю авторских прав на музыку Джими. Он объяснил им, что по закону о защите авторских прав в США, авторские права возвращаются автору по истечении 28 лет. Согласно резюме на толстое, наполненное многочисленными фактами судебное дело, составленному Робертом Каррэном, сиэтловским адвокатом Леона,

"Брантон информировал Леона и Жени, что Эл первоначально продал авторские права в обмен на ежегодную ренту, которая обеспечила ему стабильный доход. Теперь же период ренты истекает и Эл хочет снова продать авторские права с таким же расчётом, однако для того чтобы это сделать ему потребуется сначала купить у Леона и у Жени долю прав, которые они получат после смерти Эла, если она наступит перед следующим возвращением.

В письме Брантон обращается с просьбой к Леону и Жени отказаться от прав на свою долю авторских взамен на 300 тысяч наличной и 700 тысяч в Фонде, учреждённом Элом на "образование, здоровьё и заботу о молодом подрастающем поколении", потому что деньги от продажи Элом реверсивных авторских прав послужили стартовым капиталом этому фонду. В письме предлагалось создать доверительный фонд, связанный с наследством Эла, на случай, если авторские права окажутся отозваны до смерти Эла."

Перед тем как были посланы эти письма своим детям, Эл беседовал со своим адвокатом. Брантон несколько раз объяснял ему механизм действия реверсивных авторских прав, но его клиенту было трудно охватить все детали. Как говорится в записке Каррэна,

"Леон подписал соглашение о реверсивных авторских правах, поскольку полагал, что это просьба его отца. До этого момента Брантон один вёл все юридические и деловые операции в отношении к Наследию Хендрикса. Более того, Эл всегда отвергал сомнения Леона на счёт Брантона, говоря всем, что он "отлично заботится обо всём". Эл также уговорил Леона поверить, чтобы он согласился с планом Брантона, предложенным Леону несколькими неделями ранее, что "у Лео есть кое–что и для тебя"."