Куртис Найт - Джими Хендрикс

— Я поднялся на сцену, я ни о чём другом не мог думать, кроме: «Где она?» Я знал, если она пришла, наша встреча не обычная случайность. Мы начали играть, вот она. Никого не было для меня в этом битком набитом зале кроме Моники.

— Я уже представил, как она меня ждёт после концерта, я чувствовал, что между нами уже всё началось, всё что нужно, уже свершилось, и, соединилось, ты понимаешь меня? Я еле дождался конца биса. Я взглянул на публику. Её там не было!»

На секунду его захлестнул вихрь разочарования, но затем он подумал, что может быть, в этот момент, Моника ждёт его за кулисами. Быстро пробираясь сквозь толпу за кулисами, принимая поздравления и раздавая автографы, он вдруг понял глубину своего чувства. Моники среди них не было.

— Это озадачило меня, знаешь, — рассказал мне Джими, — это случилось со мной впервые, никогда ещё ни одна цыпочка не ускользала так сквозь мои пальцы — что делать, не знал!

Джими был в замешательстве. Оставшиеся гастроли по Германии прошли как во сне, вернулся в Англию с таким чувством, будто часть его осталась там, в Германии, позже он так описал своё состояние: «Я понял, что я не я буду, если не увижу Монику снова».

Он старался занять себя, в плане стояло возвращение в Штаты, подготовка к следующим гастролям, пробовал писать. Но, как прежде, новые идеи не шли.

Тем временем Моника, в отсутствии Джими, стала понимать, что чувство, которое она испытала, не покидало её и решила написать Джими о своих переживаниях, и объяснить, почему она тогда не осталась после концерта.

Она ждала ответа, но ответа не было, и стала думать, что он, возможно, забыл о ней; но всё оказалось проще — Джими ездил из города в город, а письмо Моники следовало за ним. Прошло много времени, прежде чем оно догнало его.

Когда её письмо попало ему в руки, Джими обрадовался и был счастлив, нутром почувствовав, всю значимость этого для них обоих. Он тут же ответил ей, написал о своих чувствах.

Вскоре он вернулся в Англию, наполненный мыслями о Монике. Он позвонил ей в Германию и они долго говорили, оба понимая, что их связала вместе судьба. Прошло совсем немного времени и они встретились снова.

Один из знакомых Моники сказал, что собирается в Лондон по делам, и она решила ехать с ним.

Продолжим рассказ Моники:

— Я приехала в Лондон с ощущением, что здесь меня ждёт счастливая встреча. Этим же вечером мы с приятелем отправились в Speakeasy, добрались туда к полуночи оба голодные и уставшие.

— Мы ели и разговаривали. Вдруг я почувствовала, что кто–то стоит у меня за спиной. Я повернулась, это был Джими. Я задохнулась от волнения и прежде, чем я смогла что–либо сказать, он поднял меня на руки и поцеловал.

— Это всё было так неожиданно, я была смущена, но в объятиях Джими я почувствовала близость. Потом мы стояли и смотрели в глаза друг другу, казалось вечность, хотя я думаю, прошло всего несколько минут. Потом Джими сказал: «Я так ждал встречи с тобой, счастливее момента не было в моей жизни». Затем он увидел, что рядом со мной кто–то сидел и прошептал мне на ухо: «Это не твой парень?» Я рассмеялась и всё объяснила.

— В этот вечер мы много часов проговорили, держа друг друга за руки, узнавая друг о друге множество замечательных вещей.

Джими приятно удивило то, что я художница.

С этого момента и всё время пока Моника была в Лондоне, эти двое были неразлучны. Джими казалось, что наконец–то он мог быть счастлив, даже несмотря ни на какие другие неудачи.

Моника вернулась в Германию и стала писать чувственные и прекрасные портреты Джими, ей это нравилось, более того, она чувствовала, что может и должна перенести на полотно всю его внутреннюю красоту, которую, возможно, другие не замечали, и это бы духовно ещё более приблизило её к нему. В этом стремлении её поддерживала мать, которой часто приходилось ездить за холстом, красками и другими материалами для Моники, в то время как Моника работала почти непрерывно, часто ночами напролёт, не нарушая нахлынувшее на неё вдохновение. Ощущение восторга, всегда возникавшее, когда она писала портреты Джими.

— И затем, — продолжила рассказывать мне Моника, — я загорелась идеей вернуться в Лондон, снять там квартиру, где я бы могла писать и быть ближе к Джими, когда он приезжал бы в Англию. Так и случилось, он сам меня об этом попросил в письме, написал, что скоро приезжает, написал, чтобы я ехала в Лондон и сняла там для нас квартиру.

— Это я и сделала, а остальное ты знаешь, — окончила свой рассказ Моника, не желая напоминать, как на неё открыли охоту журналисты в первые дни после смерти Джими.

В эти дни не только журналисты болтались поблизости, пытаясь подойти вплотную. Не избежать было и огромного числа крупных и мелких бизнесменов, с тревогой взирающих на финансовую ситуацию, возникшую в связи со смертью Джими.

Очень много разговоров было о существовании какого–то секретного завещания. Вот о чём написано в одной из статей на эту тему:

«Лондонские юристы вынуждены провести детальное расследование в делах поп–звезды Джими Хендрикса, умершего при таинственных обстоятельствах. Предметом обсуждения являются, по крайней мере, 200 тысяч фунтов, и многие тысячи фунтов гонорара с продажи пластинок в будущем. В Америке не обнаружилось никакого завещания. Нью–Йоркский суд поручил это дело адвокату С. Самюэлю Дифлако и советнику по делам мистера Хендрикса мистеру Генри Штайнгартену. Суть вопроса заключается в следующем: было ли составлено завещание в Англии или, возможно, он привёз его туда с собой из Штатов… Из официальных источников известно: «Неизвестно было ли оно вообще. На разрешение конфликта потребуется некоторое время, необходимое на рост процентов с продажи пластинок». Одновременно, американские юристы начали вести переговоры о выплате страховки в миллион долларов голливудской кинокомпании Warner Brothers, на такую сумму была застрахована жизнь Хендрикса».

В этой же статье говориться о законе штата Нью–Йорк, по которому в отсутствии завещания всё наследие переходит во владение его отцу, так как Джеймс Аллен Хендрикс из Сиэтла, в последующем Джими, чья мать умерла в 1958, не был никогда женат.

Тем временем, продолжалась некая специфическая война, выражающаяся в полемике между Джеффрисом и Чалпиным. И на момент смерти Джими, они всё ещё не пришли ни к какому соглашению по поводу британского и европейского рынка. Однако соглашения всё же не избежать. Эд Чалпин прилетел в Лондон во вторник 15 сентября для того чтобы встретиться с Хендриксом, но усилия были напрасны. На вопросы журналистов, что Чалпин ожидал бы от этой встречи, он ответил: «Надо было обсудить гонорары и, — (что очень иронично), — будущее Джими Хендрикса… При мне были доказательства: контракт, заключённый с ним в 1965 году, за год с небольшим до его исчезновения в Англию. Он вернулся в 1967, когда уже были сформированы Опыты, и записывался снова для меня, но уже с Куртисом Найтом. Размер гонорара должен теперь установить английский суд. Три дня я пытался встретиться с Джими, но его словно прятали от меня. А потом пришло известие о его смерти.»