Куртис Найт - Джими Хендрикс

Пит Таунзенд сказал мне:

— Помню, от травы Джими делался каким–то диким. Так и многие деловые люди. Они легко спиваются. Поездки, банкеты, приёмы, выпивка. Вот капкан, в который все попадают.

— Бывало, я сам так обкурюсь, что всё кругом гудит. Не думаю, были ли Джими так хорош, если бы не был всё время обкурен. Трудно об этот судить. Как–то встретились мы однажды, он был с ясной головой, так это оказался простой, милый, весёлый парень, с одной извилиной.

— Но всё же, думаю, больше на него, на его мозг, на его тело, на его душу действует то, что он выходит на сцену. В нём больше химии, чем в любом наркотике, это поймёшь сразу, как только видишь его на сцене. Ни наркотик, ни какой другой допинг, не может сделать такого с человеком, что он делал, каким он был. Он был тем, кем был. В нём была какая–то магия, была магия и в том, что он делал. Конечно, множество людей, обкурившись попадали в другое измерение, но, думается мне, это просто способ выпустить пар.

— Я встречал много людей со сдвинувшимися мозгами, и меня это действительно беспокоит, знаешь. Я хочу сказать, если на это посмотреть чисто клинически, на смерть Джими. Да такое происходит кругом, побузили, заснули, ну, разве не так, а? Происходит с совершенно обычными людьми, с одной извилиной — напились, перебрали, заснули, а ночью стало плохо и задохнулись, понимаешь. Совершенно обычная ситуация. Типичная во все времена.

— Это случилось и с Джанис Джоплин, вполне возможно и Брайан Джонс умер также. Задохнулся — и нет тебя, и как с этим быть.

Взгляд Эрика Бёрдона немного отличался:

— По моему, — сказал он мне, — наркотики внедряются в нашу жизнь, в наше общество. Не думаю, что Джими сочинил бы всё то, что сочинил, если бы не кислота. Но если посмотреть на это с другой стороны, если бы Джими Хендрикс не родился, он бы не попробовал бы LSD, если ты, конечно, понимаешь, к чему я. Другими словами, что было первым, курица или яйцо?

— Говорят про Джими, что мозги он свои продувал кислотой и что она раздвигала перед ним пространство. Но если тебе это удаётся, ты можешь сам раздвигать его по собственному желанию. Если же нет, что–то другое должно тебе помочь, сделать то, что ты хочешь сделать. Думаю именно это и умел делать Джими. Всё для него было инструментом. Гитара — инструмент. Музыка тоже инструмент. И наркотики были инструментом.

— Думаю, он сыграл свою жизнь так же здорово, как играл на своём весле. Думаю и умер, когда захотел умереть. Так же спокойно, так же хладнокровно, как и пришёл в этот мир.

Первые дни после смерти Джими тянулись бесконечно, но вот, последние свидетели были опрошены, и было вынесено официальное заключение. Выяснили обстоятельства его смерти и газетам пришлось взять назад свою версию передозировки героином. В другом месте и в другое время Джими как–то произнёс: «Когда я умру, я хочу, чтобы меня похоронили на берегу Темзы, в Англии. Не везите моё тело в Сиэтл, там слишком холодно и сыро. И ещё я хочу, чтобы все нарядились в мои старые сценические костюмы и сплясали на моей могиле». Но тело Джими самолётом отправили в Сиэтл и похоронили там спустя неделю после расследования. Никто не решился сплясать на его могиле. Но прошло совсем немного времени и нашёлся один, без сердца и настолько жадный, что украл могильный камень, оплаченный из скопленных отцом Хендрикса денег.

Майлз Дэвис присутствовал на похоронах Джими. Хорошо, что он решил приехать. Как он потом мне рассказывал, «в голову лезли всякие странные мысли, пока летел на самолёте в Сиэтл». С собой он взял свою трубу, ведь на похоронах обычно играет оркестр, да и Джими просил его приехать с инструментом. И даже если обстоятельства сложатся так, что не удастся исполнить желание Джими, чтобы на его похоронах сыграли джем, по крайней мере, его труба, его духовный товарищ, будет с ним.

Джем–сейшн не состоялся по просьбе семьи. И Майлз Дэвис с грустью и немного разочарованно, но понимая и уважая их желание, произнёс только «в долгий путь» своему брату и другу.

Семью, которая хотела скромных похорон понять можно, но остаётся желание Джими (и это тоже понять можно) над его могилой сыграть джем, все об этом знали, он часто всем говорил это. Возможно, Джими был бы тоже разочарован. Да и предугадать шутки Судьбы невозможно, ведь отпевание прошло в той самой баптистской церкви Dunlan, из которой его выкинули, когда он был совсем ребёнком, только потому, что был «несоответствующе одет», тогда он поклялся себе: «Пока жив ноги моей не будет в этой церкви».

Однако Джими Хендрикс всегда принимал с уважением удары Судьбы, чувство обиды было ему не свойственно.

Техническую часть работы над альбомом, уже давно им составленным, он завершил незадолго до своей смерти. И, совершенно естественно, что это музыкальное послание, а точнее, музыкальное завещание, обращённое ко всем нам, альбом, изданный в декабре 1970 года, он назвал «Плач по любви».

Его плач по любви проник во все уголки нашей планеты, тронул сердце каждого.

И я хочу завершить эту книгу его собственными словами, последними им написанными строчками. Без них наш рассказ, наша история Джими Хендрикса, как мне кажется, останется неполной.

Первая, может быть, слишком коротка и слишком высокопарна, на первый взгляд, и я думаю, многим покажется далёкой от действительности. Но выражена она ясными простыми словами, обращёнными к каждому из нас и вы ощутите биение сердца, биение его сердца в каждом слове. Всего несколько строк, но это его жизнь. И вы почувствуете, какой это огромный труд быть звездой.

История первая

Свободен ли я?! Моя свобода — в движении. Я — беглец, бегу от убеждённых в своей правоте. От желающих знать всё о тех девицах, которые их давно уже вычеркнули из своей жизни, в надежде получить от них знак. От тех, которые спросят, если я постригусь, почему я постригся? Мелко всё это. Или: где вы достали такие носки? Что? сейчас модны голубые носки? И я, невольно, начинаю тоже задавать себе вопросы: зачем я играю столько соло? Стоит ли мне говорить спасибо той девушке? Ощущение усталости ломит тело, но не физической — духовной. Огромное желание вернуть выпавшие волосы. Какая–то сила в них была заключена.

Однажды я шёл куда–то через Гайд—Парк, и только я спустился по лестнице и вышел на Кенсингтон—Хай–Стрит, молодой человек остановил меня и спросил, я ли Куртис Найт. Я сказал, что он не ошибся, и он произнёс: «Я слышал, вы пишите книгу о Джими Хендриксе, у меня есть, что рассказать вам».

На следующий вечер он навестил меня, и перед вами — его история:

История вторая. Таинственный опыт Марка Патерностро

Я — художник, и я встретил Куртиса Найта, потому что не мог не встретить его и не рассказать ему свою историю.