Катерина Джеймс - Одуванчик: Воспоминания свободного духа

— Чёрт, Катерина, если ты не выключишь радио и не выслушаешь меня, я разобью эту машину, врезавшись прямо в стену. Я обещаю тебе, я убью нас обоих!

Я положила приёмник к себе на колени и стала смотреть в окно, пока он нёс немыслимую околесицу. Началась настоящая джига, он не был моим приёмным отцом, и я не могла больше оставаться у него в доме. Когда он остановился на светофоре, я выскочила из машины, прямо посреди Сансет и побежала. Возвращаться к матери в дом я не хотела, мне нужно было место, где я была бы нужна, где бы меня просто любили. Единственным таким местом, о котором я подумала, был дом моего отца.

Я не видела его семь лет, когда мне было четыре, но я хорошо помнила дорогу на Озета—Террас. Я прошла весь Сансет–Стрип от Беверли–Хиллз, прошла Доуэни и наконец подошла к большому дому, стоящему на самой вершине холма.

Там всё было как прежде, те же два старых Кадиллака всё ещё стояли у гаража. Большой старый испанский дом под черепичной крышей, кованые ворота, круглая ухоженная лужайка, всё как я помню. Я поднялась по каменной лестнице и встретила в дверях мою гламурную тётю Клэр. Застывшая как статуя, тётя Клэр была, как всегда, одета вызывающе. Обтягивающее чёрное вязаное платье ниже колен, длинная нитка жемчуга и широкополая чёрная шляпа с алой шёлковой розой.

Тётя Клэр, старшая сестра моего отца, была одной из претенденток на роль Скарлетт О'Хара в «Унесённых ветром». Хотя её и не взяли на главную роль, она появляется в фильме в эпизоде и у неё есть несколько реплик, которыми они с Вивьен Ли перекидываются. Она была замужем за известным хореографом Басби Беркли и в своё время была мисс Калифорнией. Также она снималась в «Девушках Зигфельда», который всё ещё любил те старые добрые времена, когда он купался в лучах славы.

— Твой отец не живёт здесь больше, он женился снова.

Тем не менее, Клэр пригласила меня в дом и предложила позвонить ему. Ничто в этом старом доме не изменилось. Словно время было остановлено. Всё в нём было сохранено с тех пор, как мои дедушка с бабушкой купили его новым в 1930 году.

Я присела на краешек дивана, обитого светло–розовым бархатом. Наша прекрасная любимая гостиная с огромными французскими окнами выглядела теперь зловеще затаившейся. На тяжёлые зелёных шторах следы многолетней пыли. Когда–то яркие ковры потускнели и обветшали. Над камином — большой, в полный рост масляный портрет Клэр, которую легко было спутать с актрисой Джин Тирни. Под холстом стояли старинные часы, которые весело отсчитывали секунды, но каждые четверть часа уныло исполняли мелодию расстроенных часов Вестминстерского аббатства. Чёрный рояль весь был уставлен запылёнными семейными фотографиями и блестящими трофеями былых счастливых времён.

Увидев портрет мальчика в военной форме, моего отца, времён его обучения в военном училище, я подумала, как он таинственным образом схож со мной и лицом, и фигурой. Я надеялась, что он был бы рад, что я снова здесь и мне стало интересно, скучает ли он обо мне также как я по нему?

Моё неожиданное появление взбудоражило весь дом. Пока Клэр носилась в поисках телефона моего отца, я с интересом рассматривала дом, и картинки детства всплывали в моей памяти.

Я слышала симфонию тикающих часов и ропот, доносящийся из спальни моих бабушки с дедушкой. Комната оживала, когда начинали бить старинные часы. Там их было не менее сотни, разных по величине и стилю, тикающих в причудливый унисон. Пара старинных высоких кроватей покрытых также пыльными розовыми с вышивкой атласными покрывалами. Ближе к окну стояли два вместительных комода, заставленные часами и разделённые диваном, обитым бледно–розовой, во многих местах уже протёртой тканью.

С тех пор как мы с мамой покинули этот дом, здесь полностью сменилась прислуга. Мой дедушка Кларенс умер от сердечной недостаточности, а тётя Клэр развелась в третий раз и вернулась назад со своим сыном Блейком. Блейк, мой двоюродный брат. Он мой ровесник, и детьми мы часто играли вместе в детской. Также как и моего отца его отдали в Военную академию Black Foxe, и ему нравилось маршировать по комнатам, надев форму. Клэр всё ещё снималась в кино и заводила свои часы на пять утра, не расставаясь по–прежнему со своей эксцентричной натурой.

Но вот я услышала рычание отцовского Корвета 1959 года, взбирающегося на Озета–Террас. Все семь детских лет я ждала этого момента. Он соскочил со своего коня и сжал меня в своих стальных объятиях так, что у меня перехватило дыхание.

— Ты поедешь со мной. Я отвезу тебя домой, — со слезами на глазах, хлынул из него поток эмоций.

Пока он держал меня в своих объятиях, в моём сознании всплыли все детские воспоминания, знакомый запах его волос, одежды. От него пахло так же как тогда, когда я была совсем малышкой: детской присыпкой, бензином и чуть–чуть алкоголем от его губ.

Мы промчались по Мулхолланд–драйв и свернули на крутой серпантин, ведущий к его дому.

— Минутку обожди в машине.

Из дома донеслись громкие возгласы, мне показалось, что от его радостного сообщения о моём возвращении, жена его была отнюдь не в восхищении.

Его Лорен была Простушкой–Джейн, с которой мой папа встречался ещё в школе. Но когда он встретил мою мать, он забыл о Лорен. После развода моих родителей она вернулась к нему на волне разочарований и ссор. Моё существование несло хаос в их отношения, я была ошибкой юности и предметом горьких воспоминаний.

Свою внешнюю некрасивость, Лорен возмещала стилем и сарказмом во всём. Она была тощая как жердь, с мальчишески короткими обесцвеченными волосами. Белая блузка со стоячим воротничком аккуратно заправлена в чёрные капри, из которых смешно карандашиками торчали её ноги на шпильках, как если бы одна её половинка находилась в гостиной, а другая уже перешагнула порог какого–нибудь ресторана. В руке дымилась сигарета в длинном мундштуке, и она ею рассекала воздух в поддержку своим словам. Я чувствовала себя ужасно и тихо потягивала через трубочку свой имбирный эль, пока они допивали свои коктейли в просторной современного вида гостиной. Лорен свысока обращалась ко мне не иначе как «милочка» и пристально исследовала черты моего лица.

— Ты похожа на свою мать, милочка.

— Её мать — самая красивая женщина, которую я когда либо видел за всю свою жизнь, — нечаянно вырвалось у моего отца, успевшего уже изрядно накачаться.

Как только этот крошечный сапфир слетел с губ моего отца, Лорен потеряла остатки самообладания.

— Онааа — самая красивая? Как ты осмеливаешься такое говорить! — взвизгнула Лорен.

Метнув свой мартини в лицо моему отцу, они сцепились и упали на ковёр. Тут же мои мечты о жизни со своим отцом в секунду испарились в открытом окне. После Лорен сказала, что если мой папа хочет оставить меня здесь, что не есть хорошо, то пусть остаётся спать вместе со мной в комнате для гостей. Лорен вихрем выскочила из гостиной и начала яростно стелить двуспальную кровать в гостевой. Она сильно встряхнула большой розовой простыней, которая поднялась высоко в воздух и мягко и аккуратно приземлилась на матрац. Святая Мария, что, я действительно буду спать сегодня вместе со своим отцом?