Катерина Джеймс - Одуванчик: Воспоминания свободного духа

Каждое помещение было сравни залу, с запылёнными старинными стрельчатыми окнами, фресками на стенах эпохи королевы Виктории, мозаичными полами и лепными серафимами, устремляющими на тебя свои взгляды из углов под потолком, и я улыбнулась, заметив, что сёстры нарисовали каждому из них набедренные повязки. Джордж с Патти совсем недавно приобрели этот причудливый замок, поэтому кроме старинной статуи Будды (дань увлечения восточными религиями), да свежесрезанных цветов в вазах, здесь всё оставалось от прежних хозяев, и мы почти всё время обитали на просторной уютной кухне.

Для меня время, проведённое с Миком, осталось красивым волшебным сном, но для других наши отношения стали предметом зависти и сплетен.

— Как думаешь, она на самом деле любит его? — перешёптывались между собой завистницы.

А была ли причина не любить? Красивый, романтичный, с отличным чувством вкуса, изыскан, и ко всему, превосходный любовник. Да я была без ума от него. В двадцать лет–то, кто бы не был?

Камни собирались на европейские гастроли, и Мик предложил, что неплохо бы устроить себе праздник и провести последние выходные в Париже. Хизер с Роджером согласились принять Дамиана у себя в Беркшире, и самолёт со мной и Миком на борту увёз нас, перелетев через Канал, в романтическое путешествие по Парижу.

Мы остановились в гостях у Джонни Холлидея, французского Элвиса Пресли, в гнёздышке, свитом им в глухих лесах Онфлёра, по ту сторону от Довиля. Днём мы предпринимали дальние прогулки в самые укромные уголки леса, охотясь за трюфелями, а вечером все жители этого гостеприимного дома собирались за большим освещённом множеством свечей обеденным столом, и великолепная еда, приготовленная днём, подавалась весь вечер. Последними были свежие персики и ужасно вонючий сыр. Выдержанный сыр пахнет как старые потные носки, но вкусный он как сама жизнь! Ароматный, хрустящий французский батон и марочный рубиновый мерло. Французы обыкновенно обмакивают кусочки персика в фужеры с вином и смакуют их прямо с кончика ножа. Рядом Мик, свет свечей, чувственная французская речь, звук цокающихся бокалов, смех — всему присуща мечтательная утончённость, всё это фотографически запечатлелось в глубине моего сознания. Ощущение свежо даже теперь, когда пишу эти строки.

Я же для них янки, и мне приходится идти сквозь основной паспортный контроль. И вот опять отказывают мне во въезде. Виза истекла, и вернуться в Соединённое Королевство я не могу. Не думаю, что он поверит в мой рассказ, но всё же говорю:

— Я ездила на выходные с Миком Джаггером, он только что прошёл и отправился за нашим багажом.

Но так только хуже; мало того, что документы не в порядке, он и про мою голову подумал тоже самое.

— Прошу, мадам, пройти со мной.

Но вот, наконец, и Мик, мой спаситель, и я сразу почувствовала себя в безопасности. Таможенник от Мика получил автограф, а моя виза продлилась ещё на целый год.

На следующий день рано утром Мик вылетел в Брюссель. Я ещё спала, он поцеловал меня на прощание, пообещал позвонить из Брюсселя. На нём были те же самые брюки, чёрно–белыми ромбами, в каких я увидела его впервые, и про себя улыбнулась. Сквозь сон видела, как он исчез в дверях спальни.

Не знаю, но так сложилось, что это был наш последний поцелуй, наше последнее свидание. Вспоминая то время, у меня становится тепло на душе, хотя мы больше уже никогда не виделись.

Он звонил мне, мы строили планы по окончании его гастролей, которые должны были продлиться около месяца. Я купила билет на самолёт и думала, что ничего страшного, если я навещу своих пока его нет.

или если не получится, я прилечу к нему в Лондон. Я заперла дом на Шайен–Уолк, оставив ему свою чёрно–белую фотографию, на обороте которой отпечатался мой прощальный ему поцелуй и села на поезд с вокзала Виктория, собираясь забрать своего сына, а заодно навестить милую мою подругу Хизер. Роджера дома не было, он был на гастролях с Who, и Хизер обрадовалась, что я составлю ей компанию до выходных.

Мы втроём так наедались, как если бы это были Последние Ужины в нашей жизни. Каждый день мы рыскали по деревне в полной экипировке со всеми хиппи–регалиями, маленьким Дамианом, тремя собаками, а на верёвке за нами катилась корзинка из супермаркета. Мы останавливались у местной пекарни, где из только–что–вынутой–из–печи–булки мы устраивали великолепный яблочный пирог из сорванных по дороге кислых яблок.

Неожиданно нам позвонили из Лондона; звонила Девон Вильсон, подруга Хизер и её товарищ ещё по Нью–Йорку. Манеру говорить Девон сохранила с нью–йоркских улиц, и обладала неповторимо забавным и, я бы сказала, чуточку темноватым, чувством юмора. Она сообщила, что они с Джими Хендриксом намереваются провести выходные у нас. Ни у меня, ни у Хизер не было ни малейшего представления, к чему это могло привести.

Сентябрь выдался солнечным и тёплым, и мы все с удовольствием пили чай в саду. От дома Хизер и Роджера, а особенно от безмятежности и тишины Беркшира Джими пришёл в восторг. Насколько возмутительно он вёл себя на сцене, настолько милым и обходительным он был по своей природе, и ещё он сказал, что совершенно устал от жизни в гостиницах. По существу он был бездомным бродягой–цыганом, но в мечтах хотел осесть где–нибудь, даже сказал, что хотел бы жениться.

У Девон с собой было немного LSD, и мы все угостились им за нашим пятичасовым чаем. К заходу солнца мы уже вовсю хором выли на луну под пластинки Нила Янга After the Gold Rush и Боба Дилана Bringing It All Back Home. Но неожиданно, нарушив нашу идиллию, друзья Джими вдруг вспомнили, что им срочно нужно возвращаться в Лондон, и, вызвав такси, оставили нас четверых продолжать витать в психоделических облаках. Джими вместе с Девон занялись пересъёмкой с пластинки текстов Дилана, но когда трансцендентная поэзия стала с лёгкость слетать с его уст, казалось, открылся канал, и каждое его слово без изъяна ложилось в рифму. Он декламировал, а из его уст прямо перед моими глазами появлялись сверкающие бриллианты, рубины и сапфиры. И Хизер, и я, обе мы замерли в благоговейном страхе. Мы подумали, вот бы неплохо записать на плёнку сейчас Джими или, по крайней мере, законспектировать его слова, но к несчастью мы обе так далеко улетели, что ничего кроме как внимать ему мы не смогли.

Думаю, Девон и Джими, Девон уж точно, приняли что–то посильнее кислоты. Девон еле стояла на ногах и бесцельно бродила по гостиной, когда же мы увидели, что она вот–вот потеряет сознание, Хизер помогла ей подняться в спальню и уложила её в постель.