Катерина Джеймс - Одуванчик: Воспоминания свободного духа

На чердаке я обнаружила настоящую сокровищницу Али–Бабы. Я вытащила старинный сундук, до краёв набитый пёстрыми вышитыми лоскутными одеялами, думаю, самого начала XIX века, платяной шкаф какого–то миссионера и дубовый стиклиевский диванчик–скамейку, которые с трудом выволокла с чердака вниз. Ещё я нашла металлическую богато украшенную коваными завитушками детскую кроватку для Дамиана, и настоящий пиратский сундук для его игрушек. Тяжёлые матрацы были набиты конским волосом, а Пери, помните, уверял, что волос — лучший материал для набивки.

Только я подумала, что мы пережили зиму, и всё начало понемногу оттаивать, как на графство Фэрфилд снова обрушилась очередная снежная пурга. Когда ледяной ветер стих, всё кругом, сосны, кусты, изгороди, оделись в ледяные искрящиеся на солнце, будто сотканные из тончайших хрустальных нитей одежды. Ветер выл как на вересковых пустошах из «Грозового перевала», и вдруг внезапно, со всей силой он бросился в нашу печную трубу, оставив нас без тепла и в кромешной темноте.

На заднем дворе помню большую поленницу дров, и всё это время я совершенствовалась в разведении огня, и под конец зимы могла уже преподать уроки выживания для девочек–скаутов. Помню однажды, огонь так заполыхал, что языки пламени вырывались из камина и подожгли даже рождественские открытки, расставленные на каминной полке, и весь дом начал заполняться едкими, плотными клубами дыма. Мне пришлось вылить целую кастрюлю воды и сорвать мою импровизированную защиту от ветра, чтобы открыть окна и выпустить дым наружу.

Представьте, вот мы, мой маленький сынишка и я, в дыму, в темноте. В самом сердце нигде. Среди неистовых порывов снежной бури с настежь открытыми окнами, с которыми ветер играет по своему желанию.

и научилась ею пользоваться, а также стала экспертом в обращении с топором. Если поленья оказывались сырые, вместо того чтобы раздувать пламя, используя всю силу своих лёгких, я трубу древнего пылесоса вставляла наоборот и направляла струю воздуха на тлеющие угли.

Вот так, не прошло и двадцати лет, как исполнилась моя детская мечта: у меня трёхлетний сынишка и я — настоящая деревенская девчонка. С единственной только неприятностью, я была совсем близка к финансовому краху.

Через газету я нашла няню и устроилась кассиршей в местный Кольдер. Магазин находился примерно в двух милях, в городе, и каждое утро мне приходилось маневрировать среди мокрого скользкого снега в моих Корки, босоножках на платформе, надетых на гольфы, чтобы сберечь ноги от холода. Я ещё не сталкивалась с необходимостью приобретать настоящую зимнюю одежду, и когда я открыла для себя, что пара меховых перчаток может спасти мои руки от мороза, в моей душе словно наступило Рождество.

Бесплатный листок Коннектикут–Бережливый стал моим спасением и связью с внешним миром, а чтобы жить в глухом лесу, мне определённо требовалась машина. Я нашла Фольксваген, на вид совсем даже ничего, и стоил он всего сто пятьдесят долларов. Продавцы были очень милы со мной, думаю, из–за того, что впервые видели перед собой живую неопытную калифорнийскую девушку. Мне и в голову не пришло проверить состояние коррозии от соли на дорогах, или даже работает ли обогреватель. Всё, о чём я спросила, где кнопка старта и хорошо ли работает радио. Я отдала им свои последние сто пятьдесят, и с весёлым сердцем стала выруливать в сторону Поконо–Пойнта, старательно объезжая скрытые грязью выбоины на дороге. Но кто придумал эту кромешную темень по вечерам! Было чувство, что кто–то просто плеснул мне в лицо ведро ледяной воды. Грязная холодная вода из луж на дороге фонтаном била у меня из–под ног, и я промокла насквозь. К тому времени как я добралась домой, мои длинные локоны превратились в ледяные сосульки. Я подняла резиновый коврик и обнаружила под ним в днище зияющее отверстие; я ясно видела через него посыпанную гравием дорожку. Днище машины полностью проржавело! И продавцы ничего умнее не придумали, как спрятать его под резиновым ковриком. Меня обули.

С ребёнком на руках, без денег, я безнадёжно завязла в глуши, и я поместила в Бережливом простое объявление:

Несколько человек откликнулось, и я выбрала человека с Понтиаком, он жил неподалёку, и у его машины была автоматическая трансмиссия. Я вызвала такси, и через десять миль до Нью–Милфорда я увидела свой новый автомобиль, стоящий в открытом поле. Этакая серебристая бомба, величиной с яхту, но вызывающее восхищение очертаниями. Мой добрый самаритянин, мистер Форрестер, приятный средних лет человек, сказал, что он намеревался отдать машину, как говорится, в хорошие руки и очень рад, что она мне понравилась. Он стал даже извиняться, что местами серебряная краска на капоте потеряла свой блеск, и с гордостью сообщил, что резина совершенно новая, а перламутровая кожаная отделка салона ещё прослужит долго.

Когда я помещала это объявление, я искренне надеялась получить машину, но теперь я была близка к тому, чтобы поверить в мою счастливую звезду. Это был потрясающий автомобиль! Всё в нём было в порядке, и руль, и сиденья, и стёкла, всё! Когда я включила фары, пылающий силуэт Понтиака–Индиана lit up on the dash in blue. Как только он подписал розовую бумагу и вручил мне ключи, я застеснялась. Это же мой первый свой собственный автомобиль!

— Спасибо, большое спасибо, у меня нет слов выразить, как я вам благодарна за это, — промямлила я, что–то в этом роде.

Не могу передать первое чувство, когда я села за руль, щенячий восторг, может быть, и я громко поблагодарила Бога, надеясь, что он услышит, когда взглянула на сына, сидящего на дорогущем кожаном сиденье.

— Проси и тебе воздастся, — сказала я.

Работа в Кольдере не принесла мне ожидаемого благополучия, к тому же она была неправдоподобно тоскливой. После оплаты няни я оставалась практически ни с чем. И ещё. Мне совершенно не хотелось находиться вдали от моего сына целых восемь часов времени, когда он бодрствует. Мне просто необходимо найти было какое–то занятие, которое позволяло бы мне всё время быть рядом с моим малышом. И я нашла ещё одно объявление всё в том же Бережливом:

В яблочко! Вот это мне подходит.

Голос парня в трубке был мрачноватый, как если бы он долго находился один в тускло–освещённой комнате, но я решилась всё же пригласить его к себе домой и дать мне шанс.

Как я и думала, мистер Боб оказался действительно таинственным человеком. Он казался старше своих шестидесяти, в старом, но ещё–вполне–приличного–вида костюме и галстуке, которые носили в сороковых. С помятыми краями фетровая шляпа делала его похожим на Филипа Марлоу, возвратившегося только что со встречи анонимных алкоголиков. Как потом выяснилось, он работал на Fuller Brush. Ладно, неважно, что я там про него напридумывала за те секунды, как он стоял на пороге, но я была близка к краху и решила его впустить. Он всучил мне целую стопку чистых бланков, и вооружённая связкой каталогов Brush я приготовилась к штурму Фэрфилд–Кантри.