Катерина Джеймс - Одуванчик: Воспоминания свободного духа

— Зачем мне изучать дроби? Мне они никогда не пригодятся.

Я справилась. Я сделала свою домашнюю работу, и чувствовала себя сказочно счастливой, но я уж слишком задрала голову в желании увидеть окончательную победу и налетела на новую корягу. Судья не отклонил апелляцию, а пустил её дальше по инстанции, в арбитраж, объясняя свои действия тем, что хотел мне помочь и избежать дальнейших судебных разбирательств. Разбирательств, после всего? Нет, премного благодарна. Нет, я хочу воспользоваться тем, что присудили мне по суду, но мой адвокат сказал, что у меня нет выбора; меня вызвали в апелляционный суд.

И чтобы я не сильно разочаровывалась, он посеял во мне сомнения, сказав, что в этом случае наши шансы равны. Большая доля вероятности, что я выиграю, но возможно, что проиграю, причём всё. Теперь не просто головокружение, а острую боль почувствовала я в своей голове. Я потеряла способность ясно соображать. Только вдумайтесь, два года моей, моей собственной жизни я убила на эти суды! Ни о чём другом я не думала, все мои эмоции сконцентрировались в одну точку, все разговоры сводились к одному, они даже завладели моими снами, это как надтреснутая пластинка! Я решительно шла к триумфу, но с другой стороны, я уже почти готова была сдаться, только чтобы выйти из этого омута, и зажить своей обычной жизнью. По неизвестной мне причине арбитраж готовился мне всадить нож в спину.

Я прибыла в Риверсайдский Окружной суд точно в девять, вооружившись скромностью подсудимого, полная веры и смирения. Я вообразила себе, что мы все чинно рассядемся вокруг круглого стола и будем вести светскую беседу. Может быть, я даже соглашусь передать им небольшую мозговую косточку, чтобы покончить с этим, но как выяснилось, против меня тайно готовился заговор. Я почти забыла, с кем мне приходилось иметь дело, и меня бросили головой вниз прямо в глубокую яму.

После десяти тягостных часов стратегического лицемерия, я, наконец, поняла, что была близка к потери трети моего наследства, но всё же помнила, что иначе я получила бы всё. В написанном от руки документе было начертано, что я должна получить всю окончательную сумму, и с этого момента мне предписывалось передать одну треть оставшегося. Я читала и перечитывала каждое словосочетание, желая вникнуть в секретный код, затем засыпала вопросами своего адвоката с таким пристрастием, как если бы стала на время испанским инквизитором.

— Вы уверены, что это не может быть опротестовано? Вы понимаете, что я не собираюсь отказываться от своих прав?

У него от досады даже перехватило дыхание.

— Да, об этом–то я и говорил вам; мы продолжим до того, как они получат эту сумму.

— Но что если они откажутся? — спросила я.

— Вы входите в наследование, — заверил он меня. — Вы не должны ничего платить, пока не будете полностью удовлетворены.

Казалось, он был вполне уверен, что документ составлен в мою пользу, и подстёгивал меня, чтобы я его подписала. Но мой внутренний голос вопил: " Не подписывай! "

Кругом меня столпились и судья, и мистер С., и его жена, и её адвокат, и мой адвокат, и апелляционный адвокат, и мой сын Дамиан. Семь измождённых, уставших человек сгрудились вокруг меня в ожидании моего решения. Во мне росла уверенность, что раз противник удовлетворён,

Не чрезмерно ли я подозрительна? Ещё более утяжелить и без того нелёгкое положение? Всё лето я работаю над фильмом «Город и деревня», подменяя Диану Китон. Мой будильник разбудит меня в пять утра. И если я прекращу это прямо сейчас, к тому времени, как вернусь в Лос–Анжелес, у меня будет пять часов полноценного сна. У моего адвоката намётанный глаз. Я получаю наследство — что плохого может произойти?

Проходит месяц — ничего. Похоже, мой собственный адвокат продал меня на галеры. Выяснилось, что соглашение, которое я подписала, сводилось к двум маленьким словам: «мне предписывалось». На сленге законников простое слово «предписывалось» означало не больше, не меньше как «дело закрыто». Мистер С. наше денежное соглашение признал за окончательный и истинный документ. Я потребовала, чтобы мы снова предстали перед судом; я бы просто предоставила на рассмотрение судье все бумаги прошедшего суда.

К моему изумлению мировой судья, проявил ко мне ещё меньший интерес, безжалостно отчитав меня:

— Мисс Джеймс, вы подписали соглашение — тем самым вы с ним согласны. Будьте добры взять на себя заботу о судебных издержках и времени, потраченном на вас.

Он отказался даже принять мои бумаги. Я билась о бетонную стену. Не теряя времени, я наняла ещё одного адвоката, который, взглянув на это соглашение, удивлённо воскликнул:

— Бессовестные! Вам не следовало ставить под этим свою подпись!

Следующий шаг и следующие пять тысяч. Но теперь процесс против моего предыдущего адвоката.

Хочу ли я снова пройти через все эти унижения ещё раз? Я потеряла доверие к правосудию. Я просто хочу вернуть себе свою жизнь, подальше от юридических хитросплетений и уловок.

Я позвонила моему первому адвокату и спросила:

— Сколько я вам осталась должна за ваши услуги?

Я выписала чек, и мистер Жаба мягко соскользнул на заслуженный отдых в своё болото.

У меня было чувство, что я провела десять раундов с самим Мухаммедом Али и чудесным образом отделалась только лёгкими синяками. Я позволила С. получить те деньги и изрядную долю моего наследства, и у меня как обычно в таких случаях засосало под ложечкой. Я по–прежнему чувствовала себя безжалостно ограбленной, но как всё, что случалось в моей жизни, я и это пережила.

Итак, что теперь? Я сражалась, и хорошо сражалась. Фильм с Дианой Китон успешно завершён. О, да, а как же, спросите вы, моя сделка с Богом? Моя клятва потратить наследство на образование?

и поинтересовалась об их программе по психологии. Секретарша ответила, чтобы я принесла копию школьного аттестата зрелости. Копию школьного аттестата зрелости? Едва ли я могла сказать им, что окончила всего семь классов. В моей хаотической юности я училась в одиннадцати начальных школах и двух средних. Никаких встреч с одноклассниками! Очевидно, начинать мне пора было с самого начала. Я обратилась в Голливудскую среднюю школу и записалась пройти тест по программе средней школы.

Экзамены по основным предметам и по английскому были для меня прохладным бризом после знойного дня, но когда я добралась до математики и в особенности, алгебры, тут я растерялась. Никто не заставит меня поставить равенство между цифрами и буквами; я бы скорее сравнила их с иероглифами майя. Оказалось, что мне это стоило, по крайней мере, целого года моей так заботливо оберегаемой мною жизни. Представьте пятидесятилетнюю девочку, у которой очень мало желания учить теоремы в местной средней школе. Представили? Ну, то–то. Помня моё обещание, данное Господу, я, перепрыгнув через плетень, записалась в районный колледж. Слава Богу, никто не подумал спросить у меня аттестат зрелости. Я была свободна и хотела учиться. Никому не было дела, что я оказалась самой старшей из всех студентов в аудитории: