Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

— Не жди, дружище, не ищи, знаешь? Это поездка другая, знаешь, такая, что ты получишь всё, когда оно само придёт, но ты никогда не найдёшь, если будешь искать сам.

Мы переходили из одной норы в другую. Мы даже сунули нос в клуб Фэтса Домино. Никакого Фэтса Домино, но отличная рок–группа. Мы зашли внутрь, остановились у барной стойки и в восхищении наблюдали за работой ребят. Они были великолепны. Чёрный басист и ударник, не отрываясь смотрели друг на друга, как если бы это был телеграф в каких–нибудь африканских джунглях. Бедно одетый солист пел, посылая свои послания куда–то поверх голов присутствующих. Ноги его танцевали свой рок–н–ролл, он же покачивался в такт музыке.

Новый Орлеан был переполнен молодыми талантливыми музыкантами, родившимися в «кустарниках» Луизианы. Они все приехали в город, чтобы показать себя. Они были готовы играть за гроши и за выпивку в баре, возможно за горсть мелочи, но не более того. И они с нетерпением ждали паузы, чтобы выскочить на сцену и показать себя. Они приезжали в город, имея в кармане лишь свой талант и свою музыку, такого я ещё никогда до тех пор не видел.

О, видит Бог! Как мне было хорошо там! Но тут реальность хлестнула меня обжигающим холодом. Сердитые, грубые голоса донеслись до моих ушей из дальнего угла — скрипучие, взвизгивающие, яростные возгласы. Меня невольно, как магнитом притянуло туда. Трое бледнозадых грубо склонились над одним чёрным дудликом. Чёрный с необыкновенно выпученными глазами, смирившись со своей участью, смотрел на этих троих белых буйволов, угрожающе наседающих на него. Руки сжаты в кулаки, не выпуская своих сигар изо рта, в предвкушении хорошей взбучки этому бедняге–чёрному. Субботний вечер — отличное время для драк.

Когда до моего сознания дошло, что здесь затевалось, я попытался встать и убраться отсюда пока ещё цел, но не смог. Я оставался там как столб, сторонним наблюдателем происходящего прямо перед моими глазами. Чёрный парень крепко стоял на ногах, его шея, казалось, раздувалась при каждом его вздохе. Они говорили, не приближаясь и издавая какие–то булькающие звуки, и тут меня осенило — эти трое бледнозадых были обычными вышибалами! Они говорили чёрному парню, что если он не уйдёт, они будут вынуждены вызвать полицию, которые и помогут ему вытащить его задницу вон. Я был поражён, и это происходило здесь, в Новом Орлеане, на родине джаза! Даже на этой святой, чуть ли ни на священной земле, люди сталкивались лицом к лицу с дерьмом, этими Южными предрассудками: расовой дискриминацией. Мои чувства обострились — всё это приносило мне ощутимую боль.

Чёрный в замешательстве продолжал стоять в углу. Он говорил, что–то себе под нос, то обращаясь к земле, то к небу. Но вот он шагнул вперёд. Я слышал его бессвязную речь, казалось, он гневно спрашивал себя, что же он сделал не так. И, подумав, насколько странно здесь всё, я последовал за ним на улицу. Чёрные музыканты играют на сцене бара, переполненного белыми слушателями, но чёрному посетителю не позволено входить? Расовые предрассудки идут вразрез всем человеческим представлениям. Они не поддаются никакой логике, когда ты сталкиваешься с ними лицом к лицу. Человек шёл, что–то бубня, но заметив, что я иду следом, обернулся и немного посторонился, давая мне пройти. Приступ стыда за цвет моей кожи вспыхнул в моём сердце. И я, нарушив молчание, заговорил с ним.

— Послушай, дружище, я полностью с тобой согласен, это просто ужасно, всё, что там произошло, знаешь, хочу сказать, пошли они, мать их, друг, скоро этого не будет. Я здесь чужой, я приехал из Англии. Это всё слова, но вот тебе моя рука, друг, я на твоей стороне.

— Я солдат, — проклокотал он басом. — Я из разведки, друг. Я был во Вьетнаме ради них, вот уже год как я здесь и ничего не понимаю. Знаешь, я просто хотел посидеть, отдохнуть, ничего более.

— Вернёмся, дружище, вот увидишь, они обслужат тебя, как какого–нибудь маменькиного щенка, — я почувствовал, что должен вмешаться. — Ну, даже если мы зайдём туда же, я угощу тебя выпивкой, дружище, пошли.

«У проф. Длинные—Волосы» было прохладно. Мы нашли свободные два места, на сцене браво играли какие–то ребята, и хотя самого профессора Длинные—Волосы я не увидел, меня вполне устроило то, какую музыку я услышал. Казалось, солдат почувствовал здесь себя много лучше. По выражению на его лице, я понял, что он немного оттаял. Но, чёрт возьми! Эти его глаза! Этот его, мать его, взгляд! Странно. За столиком прямо напротив нас, все обернулись и посмотрели на меня. Я что, параноик? На предыдущем концерте, семнадцать тысяч пар глаз там было. Некоторые из них, может, и были там. По лицам понял, что меня узнали. Но ни малейшего движения приблизится ко мне не сделали, неплохое начало, несмотря на то, что меня вычислили. После повтора выпивки, группа взяла перерыв. Один из музыкантов подошёл ко мне. Спросил, не хотел бы я спеть для собравшихся, так как многие меня узнали. Я ответил, почему бы нет. Он обвёл взглядом всех, те одобряюще закивали, и он сказал, что чуть позже вместе сыграем джем.

Я обернулся к моему чёрному компаньону. Он улыбался и радостно кивал мне.

— Ну и ну, вот дела, ты, оказывается, поёшь, парень!

Я кивнул, а он с горечью в голосе продолжил:

— Готов поменяться с тобой в любое время. Я подписал контракт на три года. «Зелёные береты», знаешь. Но на базе меня предупредили, чтобы в форме меня не видели в городе. В городе, хочу сказать. То есть, за воротами базы. Впервые я на Юге, настоящем Юге. Все мои товарищи родом из Гринборо.

Я знал, что это дальше к северу, так что мы оба вкусили то, что все называют Глубоким Югом.

Группа снова вышла на сцену, ребята играли ещё горячее и с ещё большим энтузиазмом. Публика им с жаром аплодировала, и моя грусть стала понемногу замещаться простыми чувствами, обычными ощущениями счастливого вечера. Великолепные приключения, даже и кислоты не надо. Огромный кусок моих детских фантазий воплощался наяву, прямо здесь. Музыка захватила меня, завладела моими мыслями и перенесла в другой мир. Люди кругом зашевелились и встали из–за своих столиков, чтобы потанцевать. Стаканы взмыли в воздух и стали опустошаться большими глотками — некоторые с дикими криками начали прыгать со стола на стол.

Но тут я вспомнил, что меня пригласили на сцену, но никто за мной не пришёл. Что за чёрт? Мне и так хорошо. Я почти полностью забыл об этом, если бы мой чёрный солдат мне бы не напомнил, и хотя выступление подходило уже к своему финалу, меня по–прежнему не звали. Странно. Они кончили играть. Я был в замешательстве.

— Не хочешь ещё выпить или, хочешь, ещё сходим куда–нибудь? — спросил мой компаньон.

Я был смущён.

— Э, думаю, нам лучше уйти, — заключил я.