Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

— Дурак, тупица, чтоб никогда такого не делал, идиот, на чёрта ты это устроил! В самой середине моего соло! Угораздило же тебя влезть! Ты, чёртов дурак!

После концерта мы помчались в сопровождении полицейского эскорта. Весь день мы ничего не ели, кроме пары гамбургеров, съеденных где–то в начале дня, и я был страшно голоден.

Мы съехали с шоссе. Огромная неоновая вывеска соблазнительно вещала:

У Ивана. Бургеры. Рёбрышки. Мороженое.

Да, да, это то, что нам как раз и нужно. Полицейский джип исчез вдали.

Мы завалились к Ивану. В белоснежном фартуке среди огромных жаровен стоял сам Иван, готовый удовлетворить все наши вкусы.

— Одну пиццу, пожалуйста, со всем что есть, кроме анчоусов, таких маленьких рыбок, знаете ли, вроде килек. Э… и самую большую субмарину, со всем что есть. Ребята, что пить будем? Да, всем по апельсиновому соку. Мы смешаем его с водкой и заберём к себе в лимузин.

В одну секунду всё кругом преобразилось, завертелось, засуетилось. Принимая заказ, он, внимательно разбирая наш акцент, с подозрением нас разглядывал — группа длинноволосых парней, ворвавшаяся в его ресторан. Странно. Да ещё и одеты в одинаковые костюмчики. Очень странно.

Мгновенно все места были заняты, и мы замерли в ожидании своих заказов. Большой Час Чандлер водрузил свой каркас за главный, по–видимому, стол, сев спиной к Ивану. Джон Стил сел лицом к нему, ногу закинув на край жёлтого стула. Джонни машинально наклонился и пустил ветры, неожиданно для всех, потому что раньше мы не замечали за ним этого свойства, и как взбесившийся слон, он рванул через всё помещение. У Ивана от удивления чуть не вывалилась челюсть, и, будто какой–то злобный шутник руководил этой неразберихой, он подумал, что это у Часа не сработал шлюз.

— Ты, маленький грязный ублюдок, — закричал он на Часа во всю мощь своих лёгких.

И я подумал, «О, нет, только не опять». Час обернулся и перед своим изумлённым взглядом обнаружил дуло огромного винчестера.

— Я уже сыт по горло вами, малолетки. Всё, с меня хватит! Убирайтесь отсюда ко всем чертям! — орал он своим ужасным иностранным акцентом.

— Полегче, приятель, это же не я! — пролепетал Час.

Хилтон с Прайсом уже выскочили на улицу, Джонни проскользнул вслед за ними их уже, как говорится, и след простыл. Иван всё ещё держал своего монстра прямо перед лицом Часа, затем сделал им медленный жест в сторону двери.

— Пошёл вон. У меня от вас одни неприятности.

Час предательски ретировался, оставив меня наедине с Иваном. Вы, конечно, понимаете, никакой вины за собой я не чувствовал. Воздуха я не портил, а парень которого обвинили в этом, не был вовсе тем, кто забавляется этим в общественных местах. Для всех нас это был неожиданный конфуз. Нелепая вещь направлять ружьё на человека по нечаянности испортившего воздух.

— Послушайте, Иван, мы все из Англии, мы не из местной шпаны…

— Я тоже иностранец здесь, — произнёс он. — Я из Белой России и я горжусь этим. Но все кругом так и норовят уязвить Ивана. Все думают, я — коммунист. Они все сумасшедшие.

— Товарищ, мы не хотели причинить вам вреда.

Дуло медленно опустилось. Одно русское слово, которое я знал, растопило лёд.

— А теперь на глупи. Мы все страшно голодны, мы весь день ничего не ели.

— Да ваши пиццы уже готовы. Но некому здесь мне за них заплатить!

— Я заплачу за всех.

Но тут снаружи заскрипели тормоза джипа и Хал, аризонский коп постарался засвидетельствовать нашу защиту, вытащив револьвер, другой рукой молниеносно выхватив приклад. Профессиональная работа.

— Так, всем не двигаться.

Но я перед этим уже убедил Ивана опустить ружьё, и он уже собирался поставить его на место.

— Минуточку, — вскричал я. — Я уже только что объяснил ему всё, и он собирался убрать ружьё.

— К чёрту, разговоры, — перебил Хал. — Я слышал, он грозил вам ружьём. и я должен арестовать его.

Очень осторожно я объяснил, что это было лишь нелепое недоразумение.

— Да, да, это ошибка, — подтвердил Иван.

— К тому же, Старушка Бетси не заряжена.

Он отложил ружьё в сторону.

— Но вот этот заряжен, — вытащил он из ящика под кассовым аппаратом весь в масле револьвер 38 калибра.

— Угрожаешь офицеру? — вспылил коп. — Эрик этого парня совершенно точно необходимо изолировать.

Но тут вбегает в пиццерию Дейв, наш шофёр.

— Хал, Хал, быстро, твой Джип!

Джип катился задом по склону, медленно набирая скорость.

— Боже праведный!

Он спрятал свой револьвер, и мы все выбежали на улицу. Потребовались усилия всех нас шестерых остановить джип и предотвратить столкновение его с проносящимися по шоссе автомобилями. Хал прыгнул в кабину и нажал ручной тормоз. Утерев пот с лица, он вывел его на обочину. Он еле дышал и был совершенно без сил.

— Всё, с меня хватит. Мне просто необходим выходной.

Но что делать с Иваном?

— Пусть катится на все четыре стороны. Всё. Достаточно. Я отвезу вас обратно в мотель и покончим с этим!

Мы залезли в наш лимузин и всю дорогу слушали вой полицейской сирены.

Позднее я с содроганием вспоминал инцидент с Иваном, что стало бы с нами, прихвати мы с собой наши револьверы? Уж точно нас всех бы повязали, и были бы совершенно правы.

Нас встретили встревоженные лица Питера Гранта и М. Дж. О конфликте с этим полусумасшедшим стрелком они уже слышали..

— Доживём ли мы до конца наших гастролей? — первое, что спросил я Майка, войдя в его номер, чтобы узнать о наших следующих передвижениях.

— Ну, жизнь полна неожиданностей, — рассмеялся М. Дж.

В аэропорту Сент—Луиса мы встретились с Чаком Берри. Он должен был присоединиться к Западному кусту наших гастролей. Я думал сначала, что он — одиночка–рок–н-ролльщик, путешествующий налегке с одной своей гитарой из города в город, с концерта на концерт. Только позднее я узнал, что Чак путешествовал налегке не из–за любви к искусству. Скопив немного денег в банке, ему приходилось уже много лет экономить на всём, потому что американская публика его игнорировала, и только благодаря Британскому Вторжению, его карьера переживала возрождение.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Ну–ну, Animals. Как поживаете, парни? Мы выступаем в Сан–Франциско, верно? Жди настоящего взрыва.

Какая великая честь выступать с величайшим поэтом Америки. В самолёте наши кресла оказались рядом, и под искромётными взглядами хорошенькой стюардессы он написал на салфетке незабываемую песню, «Земля Обетованная». Путешествуя по миру, даря свои стихи людям, вооружённый верным Гибсоном, Чак отдавал всего себя людям. «Им не нравится — их право». Такова была его жизненная позиция. Со временем это стало и моим кредо.

Я считаю его своим наставником. Он обладал репутацией несговорчивого и очень непростого в обхождении человека, но я не замечал ничего подобного по отношению ко мне. В Сакраменто он пригласил отобедать с ним меня одного. Разговор зашёл о наркотиках и алкоголе.