Виталий Вольф - Одна отдельно счастливая жизнь. Записки художника

Следующим вечером я уже летел из Адлера в Москву вместе с забинтованным, но абсолютно счастливым ревизором Володей.

К счастью, я так и не выучил законов тяжеловесного и пафосного “советского плаката”, которые исповедовали выпускники Суриковского института. Плакат Марсо представлял собой почти что чистый белый лист, выражающий белую пустую сцену театра бессловесной мимики, а “Мода СССР” строилась как знак, восходящий к “Троице” Андрея Рублева, но в красном советском колорите. В обоих случаях, преодолевая сомнения и страхи заказчиков, я ссылался на одобрение Совета, и это решало вопрос. А уж потом, после успешно проведенного мероприятия, заказчик и сам понимал.

Кстати, за эти плакаты я получил в 1966 году первый диплом МОСХа, не будучи еще членом Союза художников. Вступил в 1967 году на Первой молодежной выставке, которую курировал академик Д.А. Шмаринов. При вступлении, которое тогда проходило в зале выставки на Кузнецком Мосту, в присутствии 75 человек правления МОСХа и решалось открытым голосованием, я показывал серию из 7 театральных плакатов. И хоть никто в правлении, кроме А. Васина, меня не знал, я получил почти полное большинство голосов.

В то время было много талантливых художников, конкуренция в Госконцерте СССР была достаточно жесткая, надо было искать, что противопоставить таким именам как Ефим Цвик, Марат Беляев, Валерий Локшин, Александр Денисов. Я пытался собрать в единое целое все изображение, чтобы работал сразу весь лист, единым “рекламным полем”. Сроки всегда были самые короткие, думать долго было некогда. Бессонные ночи перед Советом, поправки до последней минуты были обычным делом. А после всего везешь свою работу на улице Куйбышева, в приемную министра культуры СССР – и иногда там услышишь такое, что не знаешь, что и сказать! Мышление всех чиновников одинаково: “Надо делать проще, не мудрить. А то как бы чего не вышло!”

Зарубежные выставки плаката в те годы устраивало обычно Министерство культуры СССР. Театральный плакат вызывал даже больший интерес, чем иные выставки. О выставке в Париже был репортаж на Первом канале в программе “Время”. Правда, нас, авторов плакатов, никогда не упоминали. Расценки тоже оставались очень низкими по сравнению с политическим плакатом. Но мы, художники Госконцерта СССР, любили свое дело и не обращали внимания на такие мелочи, как оплата нашего творчества. Париж, Брюссель, Лос-Анджелес, Дамаск, Лахти, Осака, Будапешт, Эдинбург, Лондон, Варшава, Брно – вот только некоторые из адресов выставок нашего плаката за рубежом.

Венцом признания наших общих усилий была выставка “Плакаты Госконцерта СССР” в престижнейших залах Центра Помпиду в Париже. Из 80 представленных экспонатов было 15 моих. Всего было около двадцати участников. Большинство работ было посвящено французскому искусству, и это налагало особую ответственность. Мне посчастливилось трижды создавать образ великого французского мима Марселя Марсо: в 1966, 1973 и 1985 годах. У одного из этих плакатов оказалась удивительная судьба. В этом плакате, очень скромном, сделанном в две краски совсем не плакатными средствами – акварелью и тушью, – я попытался создать обобщенный образ Артиста: творца, несущего через города и страны свое странное творческое “я”. В итоге этот нетипичный плакат вот уже 40 лет, вплоть до сегодняшних дней, гуляет по многим выставкам. В телефильме 2014 года, посвященном А.И. Райкину, этот плакат можно увидеть и в его гримерной, и в его квартире. В телепередаче о собственном доме М. Марсо плакат виден в его гостиной, где он, очевидно, висит с 1973 года. Он стал невольно моей визитной карточкой, а число выставок, где он экспонировался, я не могу сосчитать.

Я старался продолжить свои попытки совместить любовь к старинным книгам, офортам, гравюрам с заказной советской рутинной работой. Это отражено в таких листах, как “Ж.-Л. Барро”, “На Забрадли”, “Театр Талия”. Оказалось, что на уличных стендах, в соседстве с “убойными” гигантами “Слава КПСС!”, они спокойно выдерживают конкуренцию и безошибочно находят своего зрителя.

Как впоследствии скажет мне один известный кинорежиссер: “Мне не нужен плакат, который обращен ко всем сразу. Мне нужен плакат, который выдергивает из толпы именно моего зрителя!”

Хрущевский разгром художников в Манеже. Спустя несколько дней после этого нелепого события я зашел на какую-то выставку в Академию художеств. Просмотрев все, собрался уходить, как вдруг услышал какой-то шум за дверью конференц-зала. Приоткрыл дверь и увидел полный зал сидящих молодых людей и перед ними на сцене – Евгения Александровича Кацмана, старого художника, хорошо мне знакомого. Сейчас он в страшном возбуждении бил себя в грудь и с жаром вещал собравшимся: “Дорогие товарищи, я всего лишь скромный член-корреспондент! Но поверьте, и под скромной шинелью членкора может биться благородное сердце борца с абстракционизмом! Для этого я готов отдать все свои силы и знания! Искореним абстракционизм, формализм и космополитизм в рядах советских художников! А вы, мои дорогие друзья, как секретари райкомов и обкомов по культуре, напрямую обязаны поддержать Академию художеств в этом благородном деле! Исключать отщепенцев из партии и комсомола, поднимать массы на борьбу за социалистический реализм в искусстве!” Из зала стали выкрикивать вопросы: “Скажите, а как же вот Пикассо? Он же коммунист, а в то же время абстракционист! И свои огромные гонорары отдает в партию!” Товарищ Кацман покраснел от возмущения: “Я вам вот что скажу, товарищи! Кровью пахнут эти его деньги, эти доллары! Я бы их не взял!” Я понял, что происходит нечто вроде инструктажа молодых секретарей по культуре.

А они всё задавали свои вопросы: “А что такое вообще абстракционизм? Как это понять?”

Тут встает ранее сидевший молча за столом Дмитрий Аркадьевич Налбандян:

“Товарищи! Я вам просто отвечу на ваш вопрос! Вот представьте: я иду по улица и вижу – идет красивый девушка! Что я хочу делать? Я хочу пригласить этот девушка в своя мастерская и рисовать ее красивый тело! А что делает абстракционист? Он видит красивый девушка, смотрит на нее – а рисует какой-то табуретка, дорогие товарищи! Так пусть он и живет с этот табуретка, а мы с вами будем жить с красивый девушка!”

Зал бурно зааплодировал.

Пока я работал в плакате, собрал целую библиотеку книг по истории театра. Все это было ново и интересно. Я хотел преодолеть “ограниченность” профессии. Одних “Гамлетов” я видел несметное количество. Еще будучи в армии, я как-то проник в Малый театр на гастроли Шекспировского театра, где играл Пол Скофилд, лучший Гамлет, которого я видел. (Весь спектакль я стоял у стенки в солдатской форме, привлекая всеобщее внимание.) Затем – романтический Ваграм Папазян. Затем – Е. Самойлов и М. Козаков у Охлопкова. Затем – Д. Ольбрыхский в польском театре. Затем – Константин Райкин, В. Авилов, Смоктуновский… Ведь если подходить к своей работе серьезно, главная задача художника плаката состоит в том, чтобы дать столько же разных стилевых решений, каждый раз выражающих средствами графики характер спектакля или фильма, не прибегая к пересказу сюжета.