Виталий Вольф - Одна отдельно счастливая жизнь. Записки художника

Из Малаги идем в обратный путь. Снова Стамбул, дворцы, золотой базар, покупки, обмены. Через неделю мы снова в Одессе. Темный порт, темный город. Всё закрыто – ни поесть, ни попить. А на корабле наши путевки окончились еще утром. Свет и воду отключили, а билеты на поезд у всех одинаковые, и у всех – на завтра. Сказка кончилась. Мы снова на Родине.

Не исключено, что еще многие москвичи помнят яркие, шумные, суматошные выставки художников-нонконформистов на Малой Грузинской, 28. Помнят тот радостный ажиотаж и неподдельный интерес, которые они вызывали у самой широкой публики. Постоянными посетителями выставок были студенты, представители технической интеллигенции, военные, работники многочисленных КБ и “почтовых ящиков”, учителя, библиотекари, врачи, иностранные туристы и коллекционеры, представители музеев мира – дилеры и спекулянты от искусства, модные девушки, начинающие музыканты и рокеры.

Люди готовы были простаивать часами на морозе, чтобы увидеть новый взгляд на жизнь, осознать свое бытие и свое время, получить заряд бодрости и креатива. Приезжали иногда автобусами делегации из институтов Дубны, Обнинска, Протвино. Приезжали с подарками, с цветами, с шампанским, как к хорошим знакомым: не только посмотреть, но и познакомиться с авторами, превратившимися на некоторое время в настоящих звезд художественного небосклона Москвы.

Лоджия нашей квартиры находилась точно над входом в выставочный зал. На протяжении нескольких лет каждое утро, открыв окно, мы видели внизу толпу людей, ожидающих открытия выставки. Далее очередь тянулась через двор общежития консерватории, параллельно улице, до Зоологического переулка. Милиция исправно охраняла порядок, эксцессов никаких не было. Публика поднималась ко входу по ступенькам, а потом спускалась в небольшие подвальные выставочные залы, где буквально было не протолкнуться. Иногда был открыт еще отдельный большой и светлый зал, смежный с подвалом, со своим выходом на улицу.

Названия выставок на Малой Грузинской принципиально отличались отсутствием пафоса. Они были просты и незатейливы: “Двадцать московских художников”, “Семь московских художников”, “21 московский художник” и т. д. Позднее появились “Мост” и “Мир живописи”. Поначалу почти все выставлялись впервые. Но постепенно группы стали конкурировать друг с другом, бороться за покупателей. Конечно, на протяжении 15 лет менялись и сами художники, и их публика. Наибольший интерес вызывали группы “20” и “21”. Но общей эстетической основой всего движения оставался сюрреализм в смягченной, иногда почти “гламурной” интерпретации. Конечной целью, особенно в первое десятилетие, была коммерческая реализация творчества.

Цензуры и худсоветов не было. Художники, участники той или иной выставки, сами определяли экспозицию. Несмотря на это, за все годы я не помню на Грузинке какой-либо политической тематики. Даже чисто социальные темы приобретали здесь лирическую окраску. Здесь, несомненно, была живая, нормальная жизнь, где каждый автор представлял только себя, а не пытался вещать от имени народа. С другой стороны, такое мощное движение, как русский концептуализм, прошло мимо этих художников. Тем не менее само понятие “Малая Грузинка” осталось в памяти многих людей семидесятых и восьмидесятых годов и должно бы остаться в истории московской художественной жизни.

Понятие это связано прежде всего с атмосферой праздника, царившего в выставочных залах. Дело было в том, что массы людей впервые столкнулись с “коммерческими” картинами, созданными для обычного, повседневного интерьера, с искусством “в человеческом измерении”.

На Малой Грузинке зрителей удивляло буквально всё: непривычность тематики, техника исполнения, свежесть взгляда. Здесь все художники были едины в одном: они рассчитывали на частного, индивидуального покупателя. Отсюда – почти обязательные “красивости”, дробность и обилие деталей. Людям нравилось, что художники хотят им понравиться, хотят их развеселить, утешить. Один знакомый сказал мне, что чувствует себя здесь как солдат, на которого всю жизнь орали, но вдруг ласково погладили по голове… Люди здесь явно больше любили друг друга, а может быть, больше любили и свою суровую страну: вот ведь может быть терпимой, когда хочет!

В массовом сознании все успехи Малой Грузинки связываются с именем Э.Н. Дробицкого, председателя секции живописи. Эдик был, конечно, душой и мотором андеграунда и всего движения, но были и другие имена и организации, сыгравшие свою роль.

Во-первых, сама идея легализации и объединения “подпольных” художников Москвы всецело принадлежит руководству тогдашнего Пятого управления Комитета. Там эта идея возникла и обкатывалась в ходе бесед с художниками после “бульдозерной” выставки. Решено было создать новое творческое сообщество на базе профсоюзного комитета художников-графиков Московского профсоюза работников культуры, где в основном состояли тогда ретушеры и шрифтовики. Профсоюз как раз заканчивал строительство кооперативного трехподъездного кирпичного дома на Малой Грузинской, 28 и на правах пайщика обладал довольно большими площадями на первом этаже здания. В этих-то помещениях решено было создать выставочные залы нового объединения. По настоянию Пятого управления тогдашний первый секретарь Московского комитета КПСС В.В. Гришин с большой неохотой подписал решение на это сомнительное начинание. Председателем горкома графиков был назначен Владимир Ащеулов. Обо всем этом можно прочитать в книге Ф.Д. Бобкова “КГБ и Власть”. Это был, на мой взгляд, один из немногих очень удачных проектов того времени. Исчез источник постоянных конфликтов, ничего “страшного” не произошло, все художники были благодарны. Мне приходилось не раз слышать слова самого Володи Ащеулова: “Ребята, Лубянка нас не выдаст. Дерзайте, работайте!” После внезапной смерти Ащеулова председателем стала тов. Чудина, а в конце восьмидесятых – Эдик. Он добился получения для своего скромного профсоюза роскошного тургеневского особняка на Гоголевском бульваре, бывшей резиденции Союза художников СССР. Сам горком стал называться “Профессионально-творческий союз художников и графиков” (не очень грамотно). Теперь он переместился под крыло Международной федерации художников ЮНЕСКО.

Я еще участвовал в нескольких выставках, организованных Эдиком: в Копенгагене (1988), в Гамбурге – на выставке “Искусство и Космос”, в Люксембурге, Непале, Бомбее.

В последующие три года я участвовал в больших выставках Русско-советского современного искусства в Сеуле, Чикаго, Лиссабоне, Торонто. В Сеуле была даже выпущена почтовая открытка с моей картиной 1990 года “Джентльмены под дождем”.