Павел Вощанов - Ельцин как наваждение [Записки политического проходимца]

– Та-ак, – это тягучее «так» никогда ничего хорошего не предвещает, – и что же, по вашему, я должен сказать патриарху?

Югин принимает удар на себя, за что выражаю ему молчаливую, но горячую благодарность:

– Нам кажется, что надо сказать ему про табак и алкоголь. Негоже церкви зарабатывать на пороках своей паствы, да еще привлекая к этому сомнительных личностей.

– Та-ак, – шеф ребром ладони ритмично постукивает по столу. – Что еще?

– А еще, что помощь оказывается всей церкви, а не отдельным ее служителям.

Хочу развить эту мысль Югина, но не успеваю – Ельцин хлопает ладонью по столу и выносит президентский вердикт, исключающий какие бы то ни было возражения:

– Не чужое берут, свое возвращают!

Мы понимаем, что аудиенция окончена, и идем к выходу. Ельцин останавливает меня:

– Павел, задержитесь, – поворачиваюсь и вижу в руках у него подготовленную нами справку. – Заберите свою бумажку.

Все же он удивительный человек, наш Борис Николаевич! Вроде бы слова грубого не сказал, а кажется, будто крепко выругал. И сразу возникает неосознанное чувство вины. Хотя в чем наша с Югиным вина? Разве что в том, что рассказали ему про вещи, о которых он, по какой-то неведомой нам причине, и слышать не желает. Тогда неплохо было бы раскрыть ее нам или хотя бы намекнуть на нее. Может, мы чего-то недопонимаем? Шеф словно угадывает мою мысль:

– Церковь поверила Ельцину! А вы что же, хотите… – листок взлетает над столом и неторопливо ложится на ковер. – Что церкви дал ваш Горбачев?!

Не могу сдержать удивление: почему же он мой? Но шеф, похоже, меня не слышит:

– Мы все входим в рынок! И священники тоже входят! А иначе останутся… – подбирая подходящее слово, Ельцин несколько раз бьет ребром ладони о стол, – останутся советскими, понимаешь! И пойдут просить милостыню у коммунистов. Или у вашего Горбачева. Вы этого с Югиным добиваетесь?

…На следующий после Рождества день патриарх, как и обещал президенту, приехал в Кремль. На сей раз встреча приторно-сладкая. Гость и хозяин поочередно восхваляют друг друга: один – за труды во благо православия, другой – за поддержку курса на демократическую модернизацию России. В ответ на любое высказывание президента Алексий согласно покачивает возвышающимся на голове куколем. Ельцин отвечает взаимностью – с пониманием и готовностью реагирует на все пожелания Святейшего. А по завершении разговора оба удаляются на приватный обед.

На этот раз искать красное вино не потребовалось. Россия уже шагает по пути рыночных преобразований, и нехватка многих товаров ушла в прошлое. Одними из первых сгинули в небытие табачный и винно-водочный дефициты, за что особая благодарность народа, в том числе и Московскому патриархату.

Двоевластие в Кремле подходит к концу. Со дня на день ожидаем, что Горбачев заявит о сложении президентских полномочий. Но тот дает понять, что сделает это не раньше, чем они с Борисом Николаевичем договорятся по кое-каким техническим вопросам. В частности, на какие средства и где в дальнейшем будет жить экс-президент СССР. Сейчас все зависит от Ельцина, от его «хочу» и «не хочу». Он это понимает, а потому не торопится со встречей, всем своим видом демонстрируя, что вопрос о будущем некогда главного оппонента для него сейчас далеко не на первом месте.

Один из признаков надвигающихся перемен – офицеры из службы безопасности Горбачева в общении с нами, кремлевскими новоселами, стали заметно приветливее. Я, например, с удивлением отметил, что теперь многие из них со мной здороваются, а некоторые при этом даже называют по имени-отчеству. Один и вовсе продемонстрировал невиданное расположение – повстречав меня на Ивановской площади, заговорил так, будто мы с ним давние приятели. Позже выяснилось, что не я один удостоился проявления столь дружеских чувств, а вызваны они тем, что Коржаков пообещал этому офицеру, что после того, как канет в лету КГБ СССР, тот сможет продолжить службу уже в российских силовых структурах. В результате достигнутых между ними договоренностей наш главный охранник теперь осведомлен обо всем, что творится в окружении советского президента.

– А Мишка-то уже вещички свои пакует!

Суханов смотрит на главного охранника так, будто тот сообщил нам о чем-то донельзя радостном и долгожданном, и в очередной раз демонстрирует восторженную наивность:

– Неужели сам, добровольно?!

Семенченко усмехается:

– А кто он теперь такой, чтоб его спрашивать? Папа сказал: «Пакуй!», вот и пакует.

А «папа» пока ничего не сказал. Его коллеги, возглавляющие другие республики теперь уже бывшего СССР, похоже, истомились, ожидая новостей из Кремля: ну когда же, наконец, когда?! Кравчук – тот вообще вдруг воспылал неприязнью к своему недавнему партайгеноссе и при каждом удобном случае напоминает Ельцину о необходимости «удалить бесполезный политический аппендикс». Но шеф не торопится и ждет, что Горбачев сам примет решение и сам объявит о своем уходе. Рюриков, который по части международных интриг осведомлен больше других, полагает, что осторожность Ельцина объясняется возможной реакцией Запада. Тот, мол, относится к Михаилу Сергеевичу с благодарностью за добровольную капитуляцию в холодной войне. За кордоном, несомненно, рады гибели советской империи, но хотели бы в новой геополитической конфигурации сохранить ее вполне предсказуемого руководителя в качестве противовеса непредсказуемому главе России.

…Сегодня один из тех редких дней, когда в соответствующей клеточке рабочего графика президента, который нам раздают в начале каждой недели, лишь ни к чему не обязывающая запись «Работа с документами». Это значит, что для нас, подсобников большой российской политики, трудовая вахта может закончиться чуть раньше обычного, как только шефу надоест читать да подписывать и он отправится домой или на стадион, постучать в теннис. Но вот когда такая благость может снизойти на Кремль, о том знают лишь два человека – Коржаков и Илюшин. Иду «на разведку» ко второму, поскольку первый, о чем бы ни зашла речь, иначе как загадками со мной уже не разговаривает.

– Думаю, сегодня домой не стоит торопиться, – после этих слов Виктора Васильевича сердце мое затрепетало от волнения: неужели сегодня все разрешится?! – Утром Горбачев позвонил шефу и пригласил к себе на 14:00. Так что он сейчас у него. Уже четыре часа беседуют. Сами понимаете, насколько непростой идет разговор.

– И никакой информации?

– Пока никакой. Коржаков ждет шефа в приемной у Горбачева. Обещал сразу позвонить, как только встреча закончится. Но пока еще не звонил. Ждем. А что еще остается?