Леонид Млечин - Алиби для великой певицы

Для австрийского полицейского он был на редкость хорошо осведомлен в современной русской истории.

— Совершенно верно, — подхватил Ковальский. — Вот там, в Ставке, я и познакомился с тогдашним комиссаром дивизии и теперешним президентом Чехо-Словацкой Республики Томашем Масариком.

Агент глубокомысленно кивнул головой.

— Когда армия Врангеля была разбита и нас эвакуировали из Крыма, — продолжал Ковальский, — все мы бросились выискивать любые основания для получения иностр? иного паспорта. Я быстро сообразил, как мне действовать. У меня была прекрасная зацепка. Я обратился прямо к Масарику, сославшись на то, что родился в Прикарпатской Руси, в Ужгороде.

— И президент откликнулся на вашу просьбу? — Полицейский придал своему лицу ироническое выражение.

— Да, он наложил на моем заявлении собственноручную резолюцию: «Выдать паспорт — знаю лично». Вот таким образом я получил мои документы, которые почему-то вызывают у вас недоверие.

Агент без интереса выслушал его объяснения. Он щелкнул крышкой часов, выглянул в окно. Поезд подходил к станции Пассау. Агент предложил Ковальскому одеться, собрать свои вещи и следовать за ним.

На станции агент отвел Ковальского в комнату, занимаемую управлением австрийской пограничной полиции. Здесь допрос продолжился.

— Теперь объясните, почему у вас с собой списки полка? Кому вы собирались их передать? И где, кстати, ваш генерал Кутепов?

Ковальский отвечал, демонстрируя полное спокойствие:

— Где сейчас находится генерал Кутепов, это, пожалуй, вам лучше знать.

Брови у агента поползли вверх.

— Мы сами его ищем, — продолжал Ковальский. — А списки я получил от командира полка для фильтрации. Надеюсь, вы понимаете, что имеется в виду. После исчезновения Кутепова настало время тщательной чистки всего зарубежного офицерства. Среди наших бывших сослуживцев немало провокаторов и большевистских агентов. В этих списках вы найдете фамилии офицеров, которых мы уже вычистили.

Агент потерял интерес к спискам и задал вопрос из другой сферы:

— Что вы вообще делаете в Вене? На какие средства живете?

— Я в Вене ничего не делал, а живу на деньги, которые получаю от брата из Чикаго.

— Деньги приходят к вам непосредственно из Америки?

— Через моего приятеля, ведь я в Вене временно. Жду визы в Америку.

Агент откровенно засмеялся:

— Как же это вы в Америку с таким маленьким багажом собрались?

— А почему вы решили, что я сейчас еду в Америку? — ледяным тоном сказал Ковальский. — Я направляюсь в Берлин.

Агент разложил на столе его бумаги и квитанции.

— Кто такой Скоблин, с которым вы ведете переписку?

Ковальский понимал, что здесь он должен быть особенно осторожен. Одно лишнее слово может поставить Скоблина под удар.

— Генерал Скоблин — командир корниловского полка и, следовательно, мой командир.

— Значит, это он передал вам списки для проверки?

— Да, — небрежно сказал Ковальский. — Он поручил мне проверку как старому корниловцу.

— Где вы живете в Вене? — вновь перемена темы.

Ковальский не мог ни на минуту расслабиться. Неудачный ответ, неправильная реакция — и провал!.. Спи на у него взмокла, но Ковальский старался не выдать своего волнения. Агент не должен был заметить его беспокойства.

Ковальский назвал свой венский адрес.

— И давно вы там обитаете? — спросил агент, записав адрес в свою книжку.

— С первого декабря.

— А раньше?

Ковальский назвал и прежний адрес. Он действительно там снимал квартиру.

— Вы называете реальные адреса или придуманные? Вы же понимаете, что нам нетрудно их проверить? — с нажимом сказал агент.

— Я рекомендую вам сделать это прямо сейчас, — хладнокровно парировал Ковальский. — Вы как раз застанете мою хозяйку дома. Ее телефон: И-13-6-79.

Агент записал номер, но звонить не стал, отложил книжку.

— А кто же этот ваш приятель, который столь любезно снабжает вас деньгами?

Делать было нечего. Ни на кого иного Ковальский сослаться не мог. Приходилось называть имя Скоблина.

— Разве я вам не сказал? — Ковальский сделал удивленное лицо. — Я получаю деньги через генерала Скоблина.

— Почему брат не может посылать вам деньги напрямую?

— Я уже это объяснял: у меня нет постоянной квартиры, как у Скоблина, у которого свой дом в Париже. К тому же он друг моего брата.

— Почему на вас надето все новое? — Теперь агент задавал вопросы быстро, один за другим, словно заранее их заучил.

Ковальский старался отвечать так же быстро, словно они играли шахматную блицпартию.

— Что это за лекарство у вас с собой?

Ковальский почувствовал холодок в груди. В пузырьке, который Ковальский возил с собой, хранились химические чернила для тайнописи.

— У меня грипп и неважно с желудком.

— Для человека вашей профессии у вас вид вполне здоровый, — издевательски протянул агент.

Он поднялся из-за стола:

— Сейчас приду.

Ему на смену вошел другой полицейский. Это была передышка, а Ковальский нуждался в отдыхе после утомительного допроса. Но отсутствием старшего агента следовало распорядиться разумнее. Ковальский попросил отвести его в туалет, чтобы выбросить ручку, которой он писал шифровки симпатическими чернилами. Но опытный агент оставил двери открытыми, и избавиться от опасной улики Ковальскому не удалось.

Тогда, вернувшись в комнату, он сказал, что ему надо принять лекарство, и попросил стакан воды. Полицейский подозрительно взглянул на его пузырек, но воды дал. Ковальский лихо проглотил все содержимое пузырька, и ему действительно стало легче.

Вернулся «его» агент, озабоченный и деловитый, и сказал второму полицейскому:

— Доктора нет.

Тот равнодушно пожал плечами.

— Вам придется здесь переночевать, — сказал агент Ковальскому. — Идите в гостиницу.

Ковальский с готовностью поднялся и подхватил свой чемодан.

— Впрочем, я сам вас провожу, — спохватился агент. — Вена сейчас не может установить степень правдивости ваших слов. В девять утра встретимся и тогда увидим, куда вам придется ехать: в Берлин, как вы собирались, или назад, в Вену. За номер можете не платить, мы оплатим.

Была уже поздняя ночь. Полицейский действительно отвел его в гостиницу. Ковальский настолько вымотался, что даже не стал выяснять, оставил тот кого-нибудь внизу наблюдать за ним или нет.

Мысль о побеге не возникала: это означало бы отказ от тщательно разработанного прикрытия, переход на нелегальное положение. И главное: Ковальский дважды назвал Скоблина, и в случае его побега генерал автоматически попадал под подозрение. В гостинице Ковальский перво-наперво избавился от своей ручки для тайнописи и сразу лег спать.