Пётр Бартенев - О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Рассказано им же.

Ко мне приходит толстый немец и кланяясь говорит: «У меня к вам просьба, сделайте милость, не откажите!» — «Охотно исполню, если только могу».— «Позвольте мне украсить моё изделие вашими стихами».— «Много для меня чести; но что за изделие и какие стихи?» — «У меня приготовляется превосходная вакса для сапогов, и если позволите, на баночках я поставлю:

«РА». 1867. № 11. Стб. 1065—1068.

Об А. Г. Хомутовой, её Записках и знакомстве с Пушкиным см.: Эйдельман Н . Пушкин: Из биографии и творчества.— М., 1987.— С. 26—29.

1867, 22 февраля.

…Вы не только издаёте архив, но Вы и сами архив во плоти и в духе. (…)

Когда писал своего ф. Визина, никаких подготовительных материалов не было. Благодаря досугу, который даровал мне не споспешествующий мне Бог, а даровала мне свирепствующая в Москве холера, и благодаря остафьевской библиотеке, я прочитал несколько сот книг, чтобы немножко расширить круг действия своего, пользовался малоизвестными тогда рукописями, переписками — и так далее. Тут немудрено было и обмолвиться и дать промахи. Не с кем было проверить сказанное и негде было христорадствовать. Тогда все ещё более моего нищенствовали. Помню, когда холера начала уже спадать, зимою Пушкин приехал к нам в Остафьево. Я прочёл ему несколько глав труда своего. Главою о театре был он очень доволен. Но бранил меня за то, что я излишне хвалю французских энциклопедистов. В нём иногда прорывалось это чувство, которое грешно назвать патриотизмом, а более сбивается за фарисеизм. Это чувство ныне ещё более опошлилось. Разумеется, Пушкин сердился за то, что я сердился на ф. Визина, говорившего с крайним неуважением о том, что нашёл он в Европе. Однажды Пушкин тоже в этом роде фонвизинствовал. «Да съезди, милый мой, хоть в Любек», прервал его Тургенев. Разумеется, этим и общим хохотом, над которым раздавался звонкий хохот Пушкина, прервались и все прения.

Приписка: Пушкина вспомнил я потому, что ему одному случалось мне прочесть кое-что из ф. Визина. После в продолжении многих лет рукопись моя пролежала под спудом [908].

1868 30 августа, Царское Село.

…Соболевский писал мне, что он Вам передал статью Мериме о Пушкине [909]. Если Вы её переведёте, чего она в самом деле стоит, то также пришлите мне её. Могу сделать к ней некоторые отметки.

1868, 27 сентября, Царское Село.

…Стихи Пушкина, обыкновенно приписываемые к моему портрету, стали мне известны только в печати. Но никогда о них ни я ему, ни он мне не говорил [910]. Ближе к делу можно применить ко мне стихи его в Онегине:

Далее проглядывает тут и парик Дмитриева: Это полный и живой Tableau de genre [912].

1872 г., 6 марта, Спб.

…Полагаю, что Соболевский немножко драматизировал анекдот о Пушкине [913]. Во-первых, невероятно, чтобы он имел эти стихи в кармане своём, а во-вторых, я видел Пушкина вскоре после представления его Государю и он ничего не сказал мне о своём испуге. Нечто подобное случилось с Дмитриевым. Он мне рассказывал, что когда он взят был под арест при императоре Павле, у него была в кармане книга Михаивеля о тирании. Тут было чему испугаться, но по счастью Архаров до книги не добрался. Кажется, этой подробности в записках его нет. Очень прошу прислать мне на просмотр строки Ваши, которые будут служить введением к бумагам Пушкина. <...>

Спор о Мицкевиче можно так разрешить: он точно имел сочувствие к Русским, но, как Поляк, не любил России, которая уничтожила Польшу. В стихах своих о памятнике Петра Великого он приписывает Пушкину слова, мною произнесённые, впрочем, в присутствии Пушкина, когда мы втроём шли по площади. И хорошо он сделал, что вместо меня выставил Пушкина. Оно выходит поэтичнее [914].

1872 г., 9 марта.

Вчера, роясь в своих Киевских пещерах, отыскал я собственноручную черновую записку Пушкина, присланную к Вам в копии [915]. На всякий случай сообщаю её Вам. Может быть, найдутся варианты, да и всё же лучше для достоверности и авторитета печатать с подлинника, который прошу мне возвратить, а копию можете у себя оставить. Жалею, что не знаком я с Вашим племянником Барсуковым — так ли? Пригласил бы я его к себе с просьбою привести пещеры мои с их историческими и литературными мощами в порядок. Иногда принимаюсь сам за это дело, но вдруг охватит меня такая скорбь, такое уныние, что продолжать не могу. Сдаётся мне, что я живой зарыт в могилу и слышу из-под земли, как раздаются надо мною живые знакомые родственные голоса. Чего и кого я не пережил? И всё это для того, чтобы томиться продолжительною болезнею. А как много ещё памятных бумаг и сокровищей не доискиваюсь. Сколько растеряно и, вероятно, сколько расхищено.

Пришлите вводительные строки свои к записке Пушкина.

1872 г., 14 марта.

Не думаю, чтобы в записке Пушкина было что-нибудь такое, чего нет в черновой, мною Вам сообщённой. Отдавая мне её, Пушкин, вероятно, сказал бы мне о пропущенных местах. Кажется, и то, что в то время Пушкин не был ещё, так сказать, под опекою Бенкендорфа [916]. На днях нечаянно узнал я, что в некоторых литературных кружках ставили меня в некоторых своих баснях. Говорю о книге Кеневича [917], в которой посреди многих правильных указаний есть много произвольных. Очень мудрено определить теперь, какие встречаются в баснях его исторические и личные намёки. В большой части тут ничего нет положительного, а всё гадательно, за исключением, может быть, пяти, шести басней, написанных точно на тот или другой случай. Крылов был очень осторожен и при всей своей беспечности был всегда себе на уме. Он бил наверняка и позволял себе намёки только тогда, когда был уверен, что за них взыскания не будет.

1872, 25 марта, Спб.

При сём несколько писем и бумаг, относящихся до поединка и кончины Пушкина. Здесь, вероятно, Вы не успеете их пересмотреть. Можете взять их с собою в Москву и переписать их до поры и до времени. А если захотите сделать из них немедленное извлечение, то, разумеется, должно поступить осторожно. Но прошу ничего не печатать до предварительного сношения со мною [918]. В Полярной Звезде Герцена за 1861 — с стран. 132 до стран. 140 есть кое-что из этих бумаг уже напечатанное, не знаю каким путём добытое [919]. После возвратите мне мои бумаги — в случае отъезда моего за границу или на тот свет передайте их Павлу Петровичу.

ЦГАЛИ, ф. 46, оп. 1, № 564, л. 88, 102, 117, 139.

1866, 22 декабря, Одесса.

Статьи о Пушкине в последнем году полны живейшего интереса [920]. Теперь Кишинёв пустыня, а как он был полон жизни тогда. Инзов, Пушкин, Липранди, о котором он так часто мне говорил, Орлов, Алексеев, всё это были люди, а не пустые фразёры.