Михаил Никольский - Кровью своего сердца

В это время в воздухе появилось более тридцати вражеских бомбардировщиков. Они звеньями по три самолета, после бокового пикирования и выхода на цель, начали сбрасывать по 8—10 бомб на бегущих в укрытие солдат и офицеров, на автомашины, трактора с орудиями и другую военную технику. Попала под обстрел и проходящая мимо колонна беженцев, в которой находилось много стариков, женщин и детей. Первый раз в жизни я серьезно столкнулся со смертью. И она потрясла меня. Сотни жизней оборвались за какие-то несколько минут. Сердце разрывалось от боли, злоба наполняла душу и звала на борьбу с варварами, но не принимала нас армия.

От прямого попадания был разрушен только что налаженный понтонный мост для передвижения воинских соединений и боевой техники. Когда налетели фашистские самолеты, переправа уже началась, и все, кто находился на мосту, погибли, за редким исключением. Мы с Гришей Каминским, студентом нашего первого курса из другой группы, решили переправляться через Днепр на подручных средствах. Нарвали камыша, связали из него два снопа, разделись до белья, связали одежду в узел, чтобы можно было держать ее над головой, и, спустив «плоты» на воду, отплыли от берега. Устроившись на камышовых снопах, мы примостили узелки с одеждой на спине и, подгребая двумя руками, довольно быстро начали продвигаться вперед. Мимо нас тоже проплывали люди на самодельных плавучих средствах, попадались бревна, бочки, какие-то обломки. Несколько раз мы наталкивались на трупы солдат с разбитого моста. На поворотах реки течение ускорялось. Изредка по воде проносились военные катера или проплывали буксиры с баржами для перевозки грузов. Днепр в тех местах довольно широк, и мы с большим трудом сумели добраться до противоположного берега примерно в 15—20 километрах от того места, где отплыли от берега. Во время переправы я потерял своего товарища и пришлось идти еще несколько километров в попытках найти его. Но это мне так и не удалось. Продолжать путь предстояло одному. Далее на восток.

В ближайшем лесу на проселочной дороге нагнал я очередную группу солдат под командованием младшего лейтенанта с одним кубиком в петлицах 76. Познакомились, я ему показал свои документы: паспорт, комсомольский, студенческий и профсоюзный билеты, рассказал о своих приключениях при отступлении из Минска. Узнав, что я неплохо ориентируюсь на местности, он потом часто приглашал меня для определения маршрута, для поиска дороги по кустам и болотам, особенно в дождливые дни, когда не было солнца и это затрудняло ориентацию. Тем более что сам он был не из этих мест, и ни карты, ни компаса у него не было. Как выяснилось, у него было всего 7 классов образования, и поэтому, несмотря на то, что был несколько старше меня, он считался с мнением студента-первокурсника. Несколько суток провел я вместе с этой группой солдат. А однажды совсем неожиданно нам встретился Гриша Каминский.

Мы очень обрадовались встрече, бросились друг к другу и крепко обнялись к удивлению командира. Я рассказал ему о товарище, Гриша показал свои документы и присоединился к группе. Мы снова двигались дальше на восток.

По пути остановились в деревне Репки Черниговской области. Даже не заметили, как с Белорусской земли попали на Украинскую, — все было так же, как у нас. В Репках мы встретили группу военных из разных частей. Наш командир очень обрадовался, когда нашел среди них своего командира полка из двухсотой стрелковой дивизии 77. Оставив нас со своей группой, он направился к командиру полка, о чем-то долго говорил с ним, посматривая в нашу сторону, а потом вернулся и предложил нам идти с ним.

Мы подошли к сидящему на лавочке полковнику с четырьмя шпалами в петлицах. Это был командир 200-й стрелковой дивизии Иван Ильич Людников 78. Младший лейтенант доложил комдиву о нас, ходатайствуя о нашем зачислении добровольцами в действующую армию. Иван Ильич отпустил лейтенанта, оставив нас. Он долго и внимательно рассматривал наши документы, расспрашивал откуда и кто наши родители, где жили и где находятся сейчас. Убедившись в правдивости наших слов, он немного подумал и, улыбнувшись, сказал: «Ну ладно, ребята, зачисляю вас в хозяйственную роту. Идите, осваивайтесь там со своими обязанностями».

Полковник отдал распоряжение своему ординарцу, и тот повел нас к хозяйственному взводу, представил командиру, добавив, что приказ комдива о зачислении на довольствие будет вскоре оформлен. Взводный внимательно посмотрел на нас, на нашу гражданскую одежду и повел на склад, который размещался в кузове крытой грузовой машины «ЗИС-5» 79. Там он поручил кладовщику выдать нам армейскую форму рядового, белье, ботинки с обмотками, плащ-палатку, шинель противогаз и прочее солдатское имущество. Мы с другом тут же переоделись. Когда я подбирал себе форму, то попросил выдать на размер больше. Гриша удивился: «Зачем тебе это?» Но я понимал, что осенью на Украине ночи холодные, часто идут дожди, а ночевать солдатам приходится где попало, под открытым небом, в окопе или в траншее. Вот почему, переодеваясь, я не сбросил новый гражданский костюм — пиджак и брюки серенького цвета в мелкую клетку — который купил к Первомайскому празднику 1941 года в Минском ГУМе, а надел военную форму поверх костюма. Вместо порванных ботинок обул новые солдатские ботинки с обмотками по 4 метра длиной и по 10 сантиметров шириной каждая 80.

Затем командир-хозяйственник предложил нам список личного состава роты и повел к другой автомашине-складу для получения хлеба, сахара, махорки, мыла на всех бойцов согласно списку. Тут же была и лошадь с повозкой, в которую мы загрузили несколько буханок черного хлеба, мешочек с сахаром — по два кусочка на каждого, отдельно пачки махорки, спички и хозяйственное мыло. Получив все это, мы на подводе, которой управлял третий солдат, отправились в расположение своей роты. Перед ужином раздали все продукты и товары каждому солдату по нормам — буханку хлеба на четверых, банку с мясными консервами на двоих.

Так прошло несколько дней. Кроме раздачи продуктов, мы выполняли и другие поручения. При необходимости нас назначали часовыми на посты, а иногда посылали в траншеи для занятия линии обороны перед наступающим противником. Такое случилось перед местечком Репки.

Однажды утром после налета вражеской авиации и артобстрела, мы под прикрытием танков вышли в наступление. Мне впервые пришлось столкнуться с врагом так близко. Конечно, был и страх, и волнение, но побеждало стремление быть сильнее этого и выдержать все, что бы ни случилось. По цепочке из траншеи в траншею передавались распоряжения командира: «Огонь открывать только по команде». Мы сидели в окопах и в напряжении ждали. Командир приказал, если танки врага не удастся остановить и уничтожить гранатами, пропустить их вперед через окопы и основной удар сосредоточить на пехоте. Когда танки начали приближаться и до них осталось не более 10 метров, бойцы начали бросать противотанковые гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Несколько танков сразу загорелись, две машины закружились на месте — взрывом противотанковых гранат с них сорвало гусеницы. Из танков стали выпрыгивать фашисты, по ним открыли огонь. Когда подошла пехота, по команде «Огонь!» открыли стрельбу станковые и ручные пулеметы. И в эту минуту командир вместе с политруком выскочили из траншеи, и с криком «В атаку! За Родину! Вперед!» все солдаты ринулись в атаку. Тут впервые мы столкнулись лицом к лицу с фашистами.