Василий Казаков - На переломе

В связи с этим нельзя не вспомнить с благодарностью многих тружеников войны. Когда речь заходит о боях, то обычно говорят о подвигах и героизме пехотинцев, танкистов, артиллеристов, летчиков. При этом часто забывают, что успехи и победы во многом зависят от скромного и по-настоящему героического труда связистов, саперов и многих других специалистов.

Совместные действия войск не могут быть успешными, если между ними нет постоянно действующей, устойчивой связи. Без такой связи немыслимы и успешные действия артиллерии.

В дни боев на волоколамском направлении из-за частого перемещения штаба армии нашим связистам пришлось свернуть и вновь проложить в общей сложности сотни километров провода. Какое же физическое напряжение потребовалось от тружеников связи! Но ведь недостаточно только установить связь, надо еще непрерывно следить за ее работой и вовремя устранять всевозможные неисправности!.. Основной же неисправностью линий связи в боевой обстановке являлись ее порывы, которые солдатам приходилось устранять сплошь и рядом под огнем противника, с риском для жизни.

Поскольку разговор зашел о связистах, не могу не вспомнить случай с одним из связистов батареи 289-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка, происшедший во время тяжелых боев за Спасс-Рюховское. Об этом эпизоде подробно рассказали мне командир полка Н. К. Ефременко и очевидец — член Военного совета армии А. А. Лобачев.

…Бой был в самом разгаре. Батарея старшего лейтенанта Капацына уже подбила 17 танков. Но противник все возобновлял атаки. В критический момент боя замолчало одно орудие. Командир батареи послал связиста младшего сержанта Стемасова узнать, в чем дело.

Прибежав туда, Стемасов увидел пушку, лафет которой засыпало землей. Из орудийного расчета остался в живых только наводчик Неронов. Ему, как умел, помогал тракторист Чоботов. Все трое начали откапывать лафет и тут выяснили, что орудийная панорама разбита. Наводчик побежал за запасной панорамой. В это время показались вражеские танки… Сохраняя присутствие духа, младший сержант решил стрелять по ним. Он ведь был артиллерийским связистом, а хорошие командиры и телефонистов обучали действовать у орудий. Правда, Стемасов раньше не стрелял из пушки, но со стороны наблюдал и знал, как ведут огонь по танкам. И он начал действовать. Для пробного выстрела через ствол навел орудие в стоявший невдалеке стог. Выстрел получился удачный. Тогда Стемасов стал наводить орудие в приближавшийся танк. С помощью Чоботова зарядил орудие и произвел выстрел. Танк судорожно дернулся и замер на месте. В следующее мгновение из него вырвались языки пламени. Затем младший сержант подбил еще танк.

Но вот наводчик вернулся с панорамой, и орудие стало полностью боеспособно. Три смельчака за короткий срок подбили еще семь танков.

В пылу боя они не заметили, что группа танков, зашла им в тыл. Но и в эти критические минуты Стемасов и его товарищи не растерялись. На их счастье, трактор не пострадал от обстрела, и Чоботов быстро «слетал» за ним. Через лес, без дороги он вывел свое орудие из опасной зоны. По пути смельчаки подобрали нескольких раненых.

Командир полка майор Н. К. Ефременко представил Стемасова к награждению орденом Красного Знамени. Однако член Военного совета армии А. А. Лобачев, присутствовавший при разговоре со Стемасовым, более высоко оценил его действия. Он сказал, что Стемасов совершил выдающийся подвиг и вполне заслужил высшую правительственную награду. Вскоре был объявлен Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Петру Дмитриевичу Стемасову звания Героя Советского Союза.

В конце ноября крайне сложная, чреватая тяжелыми последствиями обстановка сложилась и на клинско-солнечногорском направлении. Утром 21 ноября К. К. Рокоссовский с группой офицеров штаба выехал на правый фланг армии, где наступление превосходящих сил противника сдерживали кавалеристы и курсанты школы ВЦИК.

В районе Клина шли тяжелые бои, и Рокоссовский счел нужным самому присутствовать на этом участке, чтобы лично руководить боевыми действиями. К исходу следующего дня он передал по телефону распоряжение М. С. Малинину, чтобы утром 23 ноября я прибыл в Клин для организации противотанковой обороны, перебросив туда необходимое количество артиллерии.

Мне пришлось для этой цели снять с истринского направления 289, 296-й истребительно-противотанковые и 138-й пушечный артиллерийские полки. Командиры полков получили от меня приказание срочно сняться с позиций и, проехав за ночь по маршруту Истра, Тушино, Сокол, Химки, Солнечногорск, к 7 часам утра 23 ноября прибыть в Клин. За ночь артиллеристам предстояло покрыть расстояние более чем в 150 километров.

На рассвете 23 ноября и я выехал по тому же маршруту. Часов в 6 или 7 утра, подъехав к Солнечногорску, увидел на шоссе походные колонны наших артиллерийских полков, хотя, по моим расчетам, они должны были находиться уже в Клину. На шоссе стояло много пехоты и артиллерии. На фронт шли только что сформированные части: все солдаты в новеньком обмундировании, орудия свежей покраски. По всему было видно, что они не собираются двигаться дальше и чего-то ждут. Я заподозрил неладное.

Командир 289-го полка Н. К. Ефременко доложил, что в Солнечногорске находится генерал Ревякин и подчиняет себе все подходящие к городу части, а дальше двигаться не разрешает. Сам генерал с какими-то офицерами расположился в помещении почты.

Я знал В. А. Ревякина еще до войны, когда он был комендантом Москвы. Мы не раз встречались, особенно в дни подготовки к парадам, в которых регулярно участвовала наша Пролетарская дивизия. На этот раз он был особенно обрадован встрече со мной.

Командующий фронтом приказал ему организовать оборону Солнечногорска силами двух батальонов укрепленного района и артиллерии. Ревякин просил помочь организовать противотанковую оборону.

Странные дела происходили на некоторых участках фронта! Ведь В. А. Ревякин знал, что я являюсь командующим артиллерией армии и у меня своих забот полон рот. И тем не менее он считал, что я должен был бросить дела первостепенной важности, прекратить выполнение приказа своего командующего и заняться другим делом.

Пришлось разочаровать его. Я доложил, что тороплюсь в Клин, где меня ждет мой командарм К. К. Рокоссовский. Ответ командующего обороной Солнечногорска чрезвычайно удивил меня. Ревякин сказал, что Клин уже занят противником и Рокоссовского там нет.

Не доверять Ревякину не было оснований, и меня охватила тревога за судьбу Рокоссовского и Лобачева. Я терялся в догадках относительно их местопребывания и решил пока дальше не ехать, а заняться организацией противотанковой обороны Солнечногорска. По моему мнению, это было в интересах нашей армии, которая действовала в той же полосе. Не теряя дорогого времени, срочно созвал командиров артиллерийских полков, поставил им боевые задачи. Сроки установил жесткие: не более двух часов на рекогносцировку, развертывание и приведение полков в полную боевую готовность на новых рубежах.