Владимир Жуков - Страда и праздник

— Чей автомобиль?.. Кто едет?

Подбельский привстал на сиденье:

— Народный комиссар почт и телеграфов!

Тот, что спрашивал, что-то сказал другому, но лошадь под ним дернулась, он взял ее шенкелями, туго натянул поводья и что-то снова спросил. И в эту минуту произошло неожиданное: автомобиль вдруг рванулся, вкатился боком на тротуар и, огибая всадников, почти касаясь стены дома, проскочил вперед, завывая мотором.

Подбельского отбросило назад, он повалился на сиденье и тотчас обернулся, провожая верховых взглядом, но они быстро пропали из виду, потому что автомобиль круто свернул в переулок, с разгона вылетел на бульвар.

— Вы что? — сердясь и не понимая, крикнул шоферу Подбельский. — У меня пропуск, патруль бы нас пропустил!

Шофер отозвался лишь через несколько минут, когда притормозил возле бывшего «Прогресса»:

— Простите, Вадим Николаевич. Не понравились мне эти конные. Латыши в Кремле, пока я вас поджидал, сказывали, что у них конницы нет. Может, эти и бунтуют? Здесь ведь до Покровских казарм рукой подать, и штаб в Трехсвятительском — рядом…

— Какая чепуха! Мы не вооружены, представляем Совнарком. Кто имеет право нас задерживать? — Подбельский громко хлопнул дверцей, вошел в подъезд.

Сторожиха объявила, что занятия окончены, все ушли, но он все-таки поднялся невысоким лестничным маршем в бывший ресторанный зал. Двинулся вперед, обходя столы, заглядывая в закутки между шкафами. И правда, никого. Жаль. Здесь бы, поблизости от телеграфа, от почтамта, можно было оставить верных дежурных. Да, жаль. И время потеряно.

Снял шляпу, вытер платком лоб. Вернулся назад, посмотрел в окно, выходящее на бульвар. Солнце клонилось к закату, и под деревьями бульвара тени густели почти как в сумерках, а левее чуть сквозила серебром вода пруда. Машина стояла под окнами, отсюда, со второго этажа, впрочем невысокого, была видна ее внутренность — кожаные сиденья, валик откинутого назад брезента, шофер, привычно застывший за рулем. Пожалуй, надо ехать. На телеграф. Скорей.

Он уже было двинулся с места, только еще раз, последний, окинул взглядом автомобиль и трамвайные рельсы за ним, и ограду бульвара, и деревья. И тут взгляд зацепился за что-то новое, чего не было прежде, — там, где сквозь листву отсвечивала вода, шли люди. Много, человек тридцать. Они шагали тяжело, расплывчатой, колыхающейся массой, и вот уже стало различимо, что это матросы. Над плоскими фуражками без козырьков торчали штыки, и темные рубахи у многих перекрещивали пулеметные ленты… Так уж давно никто по Москве не ходил. Кто они?..

Опять вспомнился конный патруль. Странно, почему конники не преследовали автомобиль? А теперь эти…

Подбельский сделал быстрый шаг в сторону, не отрывая взгляда от улицы. Матросы уже подходили к автомобилю, потом окружили его. Один, рослый, с маузером на боку, вскочил на подножку и что-то спросил у шофера, и все как по команде повернулись к окнам, похоже, смотрели на него, Подбельского.

Так было всего с минуту, и тотчас темные рубахи отхлынули от автомобиля, потянулись в подъезд, и Подбельский понял, что это — за ним. Значит, и патруль был их, мятежников, и эти тоже из Трехсвятительского — Бонн сказал, что в отряде Попова много матросов…

Он отпрянул от окна, почти бегом проскочил заставленное столами пространство, рванул шпингалет на раме окна в боковой стене здания — окно выходило в переулок. Выглянул: кажется, никого. Вскочил на подоконник, присел и прыгнул со второго этажа вниз…

Погрузить отряд латышских стрелков на два грузовика и тронуться в путь, на охрану Центральной телефонной станции, Николаеву удалось лишь в восьмом часу. Но ехали быстро — патрули своих не останавливали. Лишь в начале Мясницкой в крышу первого грузовика, где сидел Николаев, забарабанили, требуя остановиться. Из кузова спрыгнули трое, быстрым шагом направились к тротуару.

Николаев отворил дверцу, встал на подножку, сердясь и не понимая, что случилось.

На тротуаре в странном каком-то виде стоял солдат с винтовкой наперевес, а еще две винтовки висели у него на обоих плечах. Рядом с солдатом жались двое штатских. Как только стрелки приблизились, штатские вскинули руки вверх, а тот, с винтовками, что-то сказал и засмеялся. Потом засмеялись и стрелки, один махнул рукой, похоже советуя конвоиру продолжать свой путь.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил Николаев рослого латыша, затянутого в ремни, с наганом на боку.

— Это же наш мотоциклист! Он поехал на разведку, проверить, как на станции. Мы удивились, что он идет пешком и у него столько винтовок, — губы латыша чуть заметно тронула улыбка.

— И где же его мотоцикл?

— Левые эсеры захватили. Их караул уже там, на станции. Они приказали трем своим дружинникам отвести мотоциклиста в Трехсвятительский, а он вот тут, неподалеку, выхватил у одного винтовку, направил на другого, и тот сдался. А третий — представляете? — бросил оружие и убежал без оглядки. Вот он теперь ведет своих пленников в Кремль.

Николаев покачал головой.

— Мятежники! Водевиль, настоящий водевиль! — Помолчав, он прибавил: — Сделаем так: как только остановимся у станции, сразу вынимайте из кузова пулеметы. Разговоров с караульными никаких не вести, говорить буду только я. Передайте всем!

Через несколько минут оказались на месте. Николаев чуть помедлил, ожидая, когда первый пулемет окажется на земле, потом вылез из кабины, подошел к металлической решетке, ограждавшей вход на станцию; оттуда с любопытством поглядывал на приехавших невысокий солдатик.

— Открывай! Мы из штаба Попова. Приехали вас сменить.

— Что-то рано, — возразил солдатик, но засов отодвинул, и металлический звук гулко отдался под каменным сводом. — С полчаса мы всего. Как ВЧК на Лубянке отвоевали, так и сюда…

— Приказано установить усиленный караул, — сказал Николаев и показал рукой, чтобы следом за ним катили пулеметы. — Где старший?

— Тут, рядом, — по-прежнему мирно отозвался караульный. — Все они тут, не разбрелись еще по дому.

За железными воротами под аркой входа стоял мотоцикл, и Николаев понял, что это тот, захваченный, хозяин которого преспокойно шагает сейчас в Кремль с трофейными винтовками на плечах. От этой мысли стало спокойнее, и он даже прикрикнул на человека в военной форме, вышедшего в коридор на голоса.

— Ну где вы там? Спите? Приехали вас сменить. Приказ Попова!

Встречавший вытянулся, козырнул.

— Слушаюсь! Нам на ваши автомобили погружаться?

— Еще чего! Строем пойдете. Грузовики предназначены для выполнения другого задания.

Молчаливые латыши тем временем уже вкатили два пулемета в караулку. В комнате было сильно накурено; караульные — человек десять — не реагировали на происходящее: кто стоял распоясанный, кто жевал, двое или трое разлеглись на деревянных диванах. Кроме винтовок, оружия у караула не было, и все в комнате с почтением и опаской поглядывали на ребристые стволы «максимов», угрюмо глядевшие от широко распахнутой двери.