Евгений Сидоров - Записки из-под полы

Комбайном руководил студент IV курса юрфака МГУ Анатолий Попоудин. Я, третьекурсник, был у него помощником. Стояла холодная северо-казахстанская осень. Сам Беляев, тогдашний хозяин Казахстана, распорядился выдавать студентам, как на фронте, по сто граммов водки, которую развозили вместе с обеденной кашей. Шла очередная битва за целинный урожай. Половину зерна мы все-таки оставили под снегом и, конечно, ничего толком не заработали.

Но зато романтики было хоть отбавляй. Жили в вагончиках, отапливались соляркой. Я спал в телогрейке и зимней шапке. Когда шли дожди, в поле не выходили, и тогда звучала гитара, и можно было разжиться на центральной усадьбе совхоза “Томанский” дешевым крепленым вином. В “Казахстанской правде” на первой полосе появилась фотография, где мы с Попоудиным позируем на своем “РСМ-48”. В подписи под снимком говорилось о нашем замечательном ударном труде. Толя уже отслужил в армии и работал на целине комбайнером в прошлом году. Для меня же все было внове. Надо честно признаться, что мы не столько работали, сколько чинились. Для раздельного (а не прямого) комбайнирования северо-казахстанская область не годилась: неровная бугристая почва, ранние заморозки. Но зато копнильщицами у нас в бригаде были замечательные девочки из московского медучилища, которые мерзли, всем телом прижимаясь к нам, в полевых вагончиках. Эх, славное было время!

И такие письма приходили в журнал “Юность”:

Дорогие товарищи!

Недавно прошел по экранам страны фильм Хуциева “Июльский дождь”.

В “Советской культуре” от 29/V-67 г. некий Юренев разгромил в пух и прах этот фильм. А вот некий Сидоров в “Юности” № 9, 1967 г. расхвалил ту же картину в пух и прах. Но ведь не может быть юреневской и сидоровской правд! Правда должна быть одна, черт возьми! Сами знаете какая! Иначе, какая же это правда?

И вот теперь мы в недоумении. Мы в растерянности. За кем идти? На кого ориентироваться? В конце концов: смотреть или не смотреть фильм Хуциева “Июльский дождь”? Поставим так вопрос. “СК” вроде бы полуофициоз и к тому же взрослый орган. “Юности” свойственны горячность и проистекающие отсюда заблуждения возрастные. С другой же стороны: взрослый орган может покрыться тиной, погрязть в консерватизме и догмах плесени, утратить нюх к новому. Но еще с другой стороны: молодежный орган, подыгрывая молодежи, может впасть в жуткую ересь и, пытаясь стать динамично-популярным, по неопытности восторгнуться последним отчаянным криком модерна.

Как быть? И нельзя ли в дальнейшем согласовывать все рецензии?

Однажды в ЦДЛ вел вечер Сергея Юткевича. Кратко рассказав о его творческой биографии, я громко и торжественно объявил: “А теперь позвольте предоставить слово самому Сергею Иосифовичу… Эйзенштейну !”. Переполненный зал вздрогнул от неожиданности, Юткевич побагровел, а я, услышав себя, впал в кому ужаса, но быстро оклемался и стал выруливать из ситуации, подробно объясняя свою оговорку “близостью двух великих мастеров отечественного кино”. Конечно, разница была слишком велика, и Юткевич понимал это как никто другой. Мои извинения на него не подействовали, он, видимо, решил, что это не обмолвка, а насмешка, пусть и случайная, фрейдистская.

Элегантный Юткевич в неизменной бабочке всегда высоко ценил себя, возможно, не без причины. Евгений Иосифович Габрилович смешно рассказывал об их совместной командировке в Париж “по ленинским местам”. Суточные надлежало экономить, и Габрилович был поселен в отеле “одна звезда”, где в центре комнаты стояло большое биде. Сам Юткевич, в совершенстве владевший французским, привычно жил в хорошей гостинице, изредка навещая своего соавтора по сценарию “Ленин в Польше”. Где Польша, а где Франция? – спросите вы. И напрасно. Путь видных советских кинематографистов, допущенных к ленинской теме, непременно пролегал через парижскую улочку Мари Роз, где некогда снимал маленькую квартирку вождь мирового пролетариата.

Габрилович-младший, Алексей, снял хорошие телефильмы – “Цирк нашего детства” и “Футбол нашего детства”. В последнем я косвенно поучаствовал, сведя Алешу, по его просьбе, с футбольным тренером Константином Ивановичем Бесковым.

Странное дело, тогда и денег таких не было и голландцев во главе сборной можно было увидеть только в кошмарном фанатском сне, а выигрывали и Европу и вице-чемпионами были. Бесков, Маслов, Лобановский – великая когорта тренеров, а до них – Аркадьев, Якушин. Но все это былины, жаль нынешних ребят, заполняющих трибуны и поминутно готовых к полусмертельной драке с криком “Спартак-чемпион!”. Они не видели и не любили того, что посчастливилось увидеть и полюбить нам.

Бескорыстный послевоенный футбол нашего детства, отрочества и юности с безбилетным протыром, но без драк и без позорного клубного шовинизма.

Вижу себя в свой звездный час пятнадцатилетним капитаном баскетбольной команды юношей младшего возраста (клуб ЦСК МО, ныне ЦСКА). В игре на первенство Москвы мы выиграли у “Строителя” одно очко, и решающий мяч после прохода под щит забросил я за три секунды до окончания встречи. Все это не имело бы никакого исторического значения, если бы не знаменитый радиокомментатор Вадим Синявский, который включил этот неприхотливый сюжет в свой воскресный спортивный обзор. Так мое имя прозвучало на весь Советский Союз. Боже мой, что началось! Звонили родственники и знакомые родственников с Урала и Сибири, звонила бабушка из Евпатории, поздравляли школьные друзья, на меня стали смотреть с уважением сверстники из “Динамо” и “Спартака”. Никогда больше в жизни не выпадало такой удачи!

Из той подростковой команды вышел в большой спорт Саша Травин, ставший одним из лучших защитников нашего баскетбола, официально входивший в состав символической сборной Европы. А в большую общественную жизнь – Алеша Симонов, ныне возглавляющий журналистский Фонд защиты гласности.

У М.С. Горбачева быстро исчезло обаяние новизны. Все было сказано сразу. Дальше началось повторение. Он прост, но не как правда, а как очевидное, без глубины. И все-таки это лучше, гораздо лучше, чем то, что было. Искренность и угадываемая отвага: а чем черт не шутит! Симпатичен, внешне народен (без хамства), но повторяет на новом витке спирали путь Хрущева (запись 8 апреля 1986 года).

На секретариате ЦК КПСС впервые в истории обсуждалась работа Литературного института. После моего десятиминутного доклада член Политбюро М. Соломенцев задает вопрос: “А почему у вас на выходе такой низкий процент членов Союза писателей? Всего 45 процентов”. “Да это же очень много, – отвечаю, – писатель – профессия штучная, не все выпускники становятся признанными поэтами, прозаиками, драматургами. И в дипломе у них написано довольно скромно – «литературный работник»”. Голос подал В. Карпов, бывший тогда руководителем СП, объяснил Соломенцеву ситуацию, сам был нашим студентом. Но тот не сдавался, требовал резко повысить процент “на выходе”. Наконец председательствующий Е. Лигачев прервал дискуссию, предложив принять постановление, где Институту светило расширение площадей, реставрация “Дома Герцена”, свои издания и прочие блага. Документ готовил бывший ректор В. Егоров, ставший помощником М.С. Горбачева. Но вскоре не стало ни ЦК КПСС, ни его исторический постановлений, и Литературный институт, вдвое увеличив прием и резко снизив вышеупомянутый процент, стоит, тем не менее, по-прежнему нетронутый и обшарпанный, как будто ничего вокруг и не происходило.