Георгий Герасимов - Из сгоревшего портфеля (Воспоминания)

В ролях

Что же мы все-таки ставили? Сезон пятидесятого – пятьдесят первого годов. Самый маразматический период драматургического искусства, самый пик творчества разных Суровых, разгул бесконфликтности, строгое дозирование классики – не дай бог чуть больше, чем положено, обязательные «проходные» спектакли, циркулярно гремевшие со всех театральных сцен Союза. А тут еще наша тюзовская специфика: «Аттестат зрелости» Симукова, «Зеленый сундучок», кажется, Василенко, «Правда о его отце», автора не помню, и т. д. Герои – подростки. В первом случае – московские старшеклассники, во втором – кавказские, в третьем – немецкие. Никто нынче, думаю, этих шедевров не помнит, а ведь в свою пору о них с серьезным видом рассуждали критики, театроведы, на наш «Аттестат» приезжал автор с бригадой московских критиков во главе с молодой тогда Инной Вишневской... Я играл то комсорга школы, то бывшего активиста гитлерюгенда Бальдура, то невесть какой национальности горца – Саура. Моего «комсорга» Виктора Ромейко очень хвалила местная пресса, вторили ей и московские знатоки – такие персонажи незамеченными проходить не могли! И про образ, и про его исполнителя принято было говорить лестные слова. А ведь играть там было нечего. Некоторая убежденность, помощь дирекции школы в улаживании микроконфликтов, горячие речи. В связи с этой ролью вспоминается два смешных случая, с которыми не грех познакомить и читателя, – уж больно печальные проблемы затрагивал я выше. На одном выездном спектакле в окрестностях Рязани случилось следующее: была там сцена, происходившая в комитете школьного комсомола. Виктор «перевоспитывает» некоего десятиклассника Бориса (его играл Витя Занадворов). Борис этот – отрицательный: индивидуалист, не верит в силу коллектива, короче – бяка. Вот я его вызвал и песочу: должен, ты, мол, включиться, помочь классу и прочее. Один из моих монологов начинался одиозными для сегодняшнего дня словами – «Борис, ты неправ!» Внушал я ему, что должен он понять, «как не соответствует его поведение, действия и мысли требованиям момента, нашему общему движению вперед, задачам комсомола»... Борис, видите ли, вознамерился получить золотую медаль и ради этой цели забыл об общественных делах, не хотел никому помочь, даже на школьные вечера не ходил. Преступник! «Ты же хороший советский парень! Десять лет мы вместе. Какая муха тебя укусила? Гони прочь мысли, мол, могу провалиться: сдашь! Ты же всегда был отличником. Аттестат – не самоцель. Идем с нами, идем вместе!» и т. д. В сей пафосный момент, когда, выйдя на авансцену (так требовал режиссер, спасибо еще, за трибуну не поставил!), агитировал я Бориса за наше святое дело, дело помощи попавшему в беду товарищу, – по среднему проходу между скамейками (спектакль шел в сельском клубе, зал маленький, помост едва на полметра возвышается над полом) двинулся ко мне какой-то карапуз лет шести в нахлобученном на голову треухе... Борис (ему стыдно!) сидит сгорбившись на стуле в глубине сцены, а я – у самой рампы. Останавливается тот пацаненок прямо передо мной, тянет руки и просит: «Дядя, и я хочу с вами! – уговорил я его, видите ли! – И меня возьмите!» – В зале хохот. Отворачиваюсь, закусив губу, к Занадворову, а он, выражаясь нашим театральным жаргоном, «поплыл» – ткнулся мордой в колени и трясется. Ему хорошо, а мне монолог договаривать! До его реплики еще несколько фраз. Вновь оборачиваюсь к залу, разозлился и, скрипнув зубами, обращаюсь к нарушителю спокойствия: «Ты вот что, парень, ты иди пока на место. Вырастешь маленько, я тебя обязательно позову. Ладно? А сейчас, Боря, ты слышишь меня, дружище? – сейчас нужно, чтобы ты, Борис, подтянул Левку по литре и истории. Ты же у нас – дока». А партнер не может ответить – ему возражать полагается, а он едва выдавливает конечную реплику: «Согласен, раз надо – согласен». Идет занавес.

И второй случай на выездном спектакле приключился, в одной из пригородных школ. Действие происходит в квартире Левки Зарубеева – его Гюнтер играл. Решил человек оставить учебу, чтобы помочь младшему братишке, – дельному и способному шестикласснику. Остались братья круглыми сиротами, отец на фронте погиб, мать недавно померла. Вот Левка и бросил десятый класс. Золотые руки у человека: и пилить, и строгать, и паять – любой приемник починит, в электричестве как бог разбирается, все на свете умеет делать, – пойду, мол, в ремонтную артель, потом, может, и доучусь. Такой вот «конфликт». Директор школы с комсоргом с ног сбились, ищут выход из создавшегося положения. Виктор Ромейко – мой герой – советует взять Левку лаборантом в школьный физкабинет. Оклад ему положат, и на уроки сумеет в свободное время заглядывать, что пропустит – друзья помогут, подтянут. Виктор ведет директора к Зарубеевым, чтобы доказать, как Левка разбирается в технике. Итак, значит, Левкина квартира. В глубине сцены входная дверь, над ней зажигается транспарант: «К вам гость!» – это чтобы предупредить хозяев, а слева, в кулисе, еще одна дверь в личный зарубеевский кабинет. На стационарной сцене все было логично: откликаясь на просьбу директора, Лева гордо взмахивает рукой, загорается еще один транспарант: «Добро пожаловать!», и дверь слева торжественно, «сама», распахивается. За ней стоит рабочий сцены и в нужный момент (публика, конечно, об этом не догадывается) – открывает. Чудеса! Зрители замирают от восхищения. Предполагается, что, взмахивая рукой, Левка перерубает луч фотоэлемента, срабатывает моторчик... Фантастика для Рязани тех лет...

Я все это так подробно описываю, чтобы читателю стала понятна экстремальная ситуация, возникшая на том выездном спектакле. Играем мы в актовом-физкультурном зале школы-новостройки. У глухой торцевой стены невысокий помост, отгороженный от зала занавесом. Справа от помоста – вход в учительскую, где мы гримируемся и одеваемся, а слева... слева две двери с табличками «М» и «Ж»! Кулис нету, декораций и реквизита – минимум. Подошла реплика на выход нам с директором, по двум ступенькам поднимаемся на помост, «входим», конечно, никаких транспарантов нет. Начинается разговор с Левкой. Наконец директорская реплика: «И что же у тебя там за волшебная мастерская? Показал бы». Левка взмахивает рукой – «Прошу!», дверь с табличкой «М» торжественно распахивается. Рабочий сцены, не посоветовавшись, не предупредив, творит свое «чудо». Нам с Дэвидом, уже в предвкушении такой возможности, стало не по себе, но «директор школы», опытный актер Николай Николаевич Громов, – и в ус не дует. Направляется в распахнутую дверь. В зале хихиканье. Все прекрасно знают, что там находится. Но самый пик начинается после нашего возвращения: директор, потирая в восхищении ладони и качая головой, восторженно произносит: «Да... Вот это – да! Какое богатство! Слушай, Зарубеев, а что, ежели бы все, что у тебя здесь, да в нашем школьном физкабинете – собрать в одну кучу...» – тут и до нашего Актер-актерыча доходит острый комизм ситуации, и он не может окончить реплики. Мы же с Гюнтером откровенно в голос хохочем. Зрители – тоже. Всем троим вкатали по выговору. Не за этот, выездной, а за то, что мы и на своей сцене не могли удержаться – доходим до этого места и «плывем».