Игорь Мартьянов - Слово солдата

Фашисты уже ворвались на просторы Крыма. Огненная дуга надвигалась на Севастополь. Тридцатого октября нам сообщили по радио, что 54-я батарея нашего артиллерийского дивизиона вступила в бой с танковой колонной противника. Ну что могли сделать менее сотни человек при четырех стомиллиметровых орудиях противолодочной батареи, стоявшей на открытом месте, без воздушного прикрытия и пехоты? Батарея, предназначенная для стрельбы по морским целям, была для врага, как булавочный укол для слона. Но в то тяжелое время любое противодействие фашистской армаде являлось подлинным героизмом. После гибели батареи двадцать пять моряков, чтобы не попасть в руки гитлеровцев, бросились прямо с обрывистого берега в море. И… были спасены тральщиком. Долгое время считали мы погибшим комбата старшего лейтенанта Заику. И только на встрече, посвященной 25-летию героической обороны Севастополя, увидели его живым-здоровым. То-то радости было!

Началось напряженное ожидание. Скоро, видно, встретимся с врагом. Приехавшая к нам команда прожектористов сообщила, что наша батарея осталась крайней с северной стороны Севастополя.

Как осенние листья, подхваченные ураганным ветром, двинулись со всех сторон на Севастополь под защиту тяжелых орудий гражданские люди. В прачечной у нас появились женщины, и это было непривычно: матросы уже давно навострились белье стирать себе сами.

Доставлять продукты из порта стало трудно, опасно да и не на чем. Остался у нас один автомобиль ЗИС-5. Решили обходиться собственными силами. В деревне Мамашай в заброшенном сарае на берегу моря организовали пекарню, нашлись на батарее умельцы, выпекающие отличный хлеб. Вскоре приблудилась к нам брошенная отара овец, решено было считать ее военным трофеем гарнизона. Да и своих коров около десятка. Так что мясом личный состав обеспечен.

Второго ноября, в памятный для всех день, с корректировочного поста лейтенант Новиков сообщил нам координаты фашистской колонны, и батарея открыла огонь по захватчикам, громя тяжелыми снарядами их танки и мотопехоту. От Качи на равнину на прямой выстрел выскочила кавалерия врага. Наш огонь смешал конную лавину, передние кавалеристы поворачивали лошадей, задние по инерции накатывались на них. Разгром получился полный, даже бежать было некому.

Так вот начались у нас, на севере от Севастополя, боевые действия. Кончилось тягостное ожидание, матросы, приободрившись и повеселев, стали заниматься тем, чему учились месяцами, а многие — годами.

Батарее приходится вести частый огонь. Купаясь в гари от собственных выстрелов, опаленные пороховым пламенем, наши ребята-артиллеристы помогали небольшой цепочке пехотинцев переднего края удерживать напор вражеских сил, заставляли немецкую военную машину забуксовать и зарыться в землю. Стреляли сутками, почти без перерыва. Еду подавали прямо к орудиям. Редко появлялся на батарее лейтенант Новиков — побыстрее сбривал рыжую щетину, мылся в бане и вновь уходил на свой корректировочный пункт. Вместо погибших командиров на корпостах находились в это время наши рядовые дальномерщики Иван Семенюк и Костя Печкуров, отлично натасканные лейтенантом.

Враг в долгу не оставался, педантично вел орудийный огонь по квадратам, нащупывая батарею, но прямых попаданий пока не было.

Здесь уместно рассказать, как же выглядела наша 10-я батарея. За казармой, скрытой в складках местности и невидимой ни с суши, ни с моря, стояли стол для чистки стрелкового оружия и умывальник, вода в который накачивалась специальным насосом из реки Качи. От казармы уходили к орудиям две длинные траншеи. Их стенки выложены хворостом и до блеска отшлифованы спинами и боками многих поколений матросов, несших здесь службу. Дно траншей посыпано шлаком, верх обтянут пеньковым шпагатом, на котором буйно разрослись вьющиеся травы и бурьян. Солнечные лучи сюда не проникают, и здесь всегда прохладно. Бетонные дворики и орудия также замаскированы сеткой шпагата, натянутой на круглые металлические каркасы, намертво закрепленные на орудиях. Старики рассказывали, будто орудия наши сняты были когда-то с затонувшего в Северной бухте крейсера «Императрица Мария». Не знаю, правда ли…

Обороне с суши внимания уделялось меньше, так как никто не допускал мысли, что сюда, в Крым, придут враги. Орудия укреплены в бетоне намертво, передвинуть их в другое место невозможно. Когда из Качи пристрелялась вдруг немецкая батарея, артиллеристы оказались на голом месте и метались в своих белых робах как бешеные, борясь с огнем. На большие расстояния разлетались осколки снарядов и камни, поражая людей. Взорвался приготовленный для стрельбы боезапас, с треском горели порох и сухой бурьян вокруг орудийных двориков. Никаких укрытий для нас предусмотрено не было, и мы при прицельном обстреле сломя голову бежали к обрыву и спасались во впадинах, оставшихся после оползней. А потом — назад, чтобы под огнем восстанавливать разрушенное, стрелять самим и погибать смертью храбрых. Наконец сообразили — каждый расчет вырыл у своего орудия квадратную яму глубиной до трех метров. Сделали перекрытия, засыпали их метровым слоем грунта. Но вскоре в этом убежище нашли смерть комендоры 2-го орудия — во время обстрела балки перекрытия рухнули от близкого разрыва снаряда, и шесть человек оказались засыпанными…

От воздушных наблюдателей наша батарея укрылась отлично. Много раз зависала над нами «рама», но обнаружить ничего не могла. В районе позиции стоял зенитный пулемет ДШК, но вести огонь из него, по соображениям маскировки, категорически запрещалось. Снаряды и заряды хранились в железобетонных погребах. На вагонетках по узкоколейке подвозили их к орудию и складывали у казенника.

Редкий обстрел агрессоров обходился без жертв. Гибли наши двухметроворостые красавцы-богатыри, матросы, подвозившие снаряды, падали, изуродованные десятками осколков. В один из таких обстрелов политрук Черноусов, чтобы спасти боезапас, приготовленный для стрельбы, бросился в гущу взрывов, вытолкнул из-под огня вагонетку и погиб. А матросы Даньков, Макаров и Черненко прикрыли снаряды своими телами и тоже погибли.

Доброе слово хочется сказать о помощнике командира нашей батареи лейтенанте Ноткине. Боец и командир он был отличный, умел помочь и вовремя поддержать матроса; в свободное время, а лучше сказать, в свободную десятиминутку проводил с нами душевные, незабываемые беседы, рассказывал о славе и непобедимости русского оружия, об истории артиллерии от катапульты до наших дней. Из десяти школьных тетрадок лейтенант сшил «посмертную книгу» защитников батареи, которая, к сожалению, все больше пополнялась сведениями о героической гибели наших товарищей.